— Ты ночью сидела на пустыре в ожидании трамвая, — стольной тон, затем тяжелый вздох. Говорил Даниил так, будто ему уже все сорок и за плечами огромный жизненный опыт. — Твой отец должен знать, что с его дочкой могло произойти все, что угодно.
— Это ты так думаешь, — повела я плечом, отвернувшись. Сложила руки на груди, потому что мне не нравился весь этот разговор.
— Да! Я. Так. Думаю. — Прочеканил каждое слово. — Но у меня хотя бы есть выбор так думать, а у твоего отца нет. Почему ты ему не даешь эту возможность?
— Тебя это не касается, не находишь? — В груди полыхало. Мне хотелось кричать, метать. Да какое он имеет право вообще что-то говорить о моей жизни.
— Чего ты боишься? — Даниил держал одну руку на руле, а другой трогал свой телефон, который до этого мирно прибывал возле коробки передач. Тяжело вздохнул. Будто каждое слово ему давалось нелегко.
— Ничего и никого, просто это игра в одни ворота, — процедила сквозь зубы.
— Это твое мнение, а не отца, верно?
— Нет, не верно! И вообще, — сама не знаю, но почему-то сорвалась. Голос не слушался, эмоции не поддавались контролю. — Моя жизнь тебя не касается. Моя семья тебя не касается. В следующий раз, сделай вид, что мы не знакомы! — Крикнула и тут же выскочила из его машины. Быстрым шагом помчалась в сторону дома. Внутри я понимала, что вероятно в словах Матвеева было больше истины, больше смысла, чем в моих поступках. Но я так устала. Я устала бороться за правду, за себя, за возможность быть любимой и желанной в глазах родителя. Чтобы ни делала, всегда все было не так. Он не верил мне. Так что измениться, если сейчас я начну говорить снова ему правду…
Глава 35
Забежала в подъезд, пулей поднялась на нужный этаж и только возле дверей остановилась. Не хотелось переступать порог. Вроде бы дом — это крепость. Но когда для меня он перестал таковым быть?!
Помню, как в детстве в летние деньки мама звала с балкона меня по имени. Обычно к этому времени на столе уже стоял ужин, и приятные запахи разлетались по старенькому подъезду. Я сразу шла на кухню, а мама ругалась, что забываю в очередной раз помыть руки. Набивала рот вкусностями и задорно рассказывала о том, что происходило во дворе. Мама всегда сидела в уголке, улыбалась и кивала головой. Мне нравилось возвращаться домой. Нравилось ощущать себя нужной. Но, кажется, такого больше никогда не будет.
Входная дверь открывается, и Янка буквально налетает на меня. Оступается, рычит что-то себе под нос и убегает вниз по ступенькам. Вслед за ней появляется Тетя Люба. Злая, брови сведены, а правый глаз то и дело дергается.
— Здрасти, — шепотом произношу, потому что в таком вот состоянии мачеху видеть не особо приятно.
— О, явилась, — кричит она. И салфеточное полотенце мигом прилетает мне по лицу. Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать.
— Теть Люб, — подаю голос, дотрагиваясь до горячей щеки, куда пришелся удар. — Вы что-то совсем границы переходите.
— Че там под нос себе волочишь? — Грубит она мне и снова замахивается. Я успеваю увернуться, не хватало еще с синяками в школу ходить. До этого мачеха подобного себе не позволяла. Да, кричала, огрызалась, гадости всякие на меня наговаривала, но руки не распускала.
— Вы успокойтесь, пожалуйста, — пытаюсь вразумить ее, но выходит не очень. Женщина еще больше злится, ноздри раздуваются от эмоций. Вижу, как грудь ходуном ходит, явно еле сдерживает себя.
— Дома работы по горло, а она не весь где шляется! Шаболда малолетняя, — снова взмах полотенцем и в этот раз удар приходится мне по плечу. Я понимаю, что разговор сейчас у нас вряд ли выйдет. А устраивать тут бои без правил с женщиной, которая мне в матери годится, это уж совсем сумасшествие.
— Мам, — выскакивает из комнаты Миля. Хватает Теть Любу за руки и резко тянет на себя, показывая мне взглядом, чтобы уходила. Я, молча едва заметно киваю ей, в благодарность, и залетаю в свою обитель. Благо на дверях есть щеколда. Закрываюсь.
Усаживаюсь на кровать, подтягивая ноги к себе. Закрываю уши руками и начинаю считать.
Один.
Два.
Три.
Когда дохожу до тысячи, дома воцаряется тишина. Эти скандалы порой терпеть просто невыносимо. Я бы сбежала, будь у меня такая возможность. Да только некуда. Плюс отец. Он же не примет мой побег. Еще больше отдалимся. А я итак до жути тоскую по нему, по родительскому плечу. И почему-то именно сейчас в глазах стоит Даниил. Его взгляд, его голос, этот ромашковый чай… Нет, нельзя подпускать к себе таких, как он. Точно нельзя. Противозаконно.
Всю ночь промаялась. Сон не шел, хоть убей. Зато под утро сморило. Мне снилась мама. Каждый раз, когда вижу ее во сне, просыпаться не хочется. Только сегодня меня из сна вытащил стук в дверь. Тетя Люба требовала подниматься и ехать на рынок с ней. Пришлось покорно следовать командам.