Записки полицейского (сборник)

Убедившись в правильности задуманного плана, я простился с двумя офицерами и отправился один в ту гостиницу, из которой вышел накануне. Ступая на улицу, где находилась эта гостиница, я почти наткнулся на двух особ, которые шли мне навстречу. Их присутствие в Плимуте более чем удивило меня – я почувствовал какую то тоску. Эти две персоны были членами семейства Местерса, одну из них я уже видел – это была его жена. Я упоминал в начале рассказа, что она принадлежала к одному из лучших родов в Лондоне. Женщина, без сомнения, приехала в Плимут для того, чтобы содействовать побегу мужа, но с первого взгляда было заметно: осуществление задуманного, кажется, не очень ее радовало, потому что лицо ее было бледно, а глаза красны от слез.

На лицо госпожа Местерс была очаровательна, и в минуты спокойствия оно лучилось неземной красотой. Она чрезвычайно походила на прелестно изображенную женщину на знаменитой картине «Важный вопрос» (L’important question). Я сделал это сравнение несколькими годами позже, когда появилось это знаменитое произведение кисти Фрэнка Стоуна: изображенное на полотне вопрошающее, беспокойно страждущее и бледное лицо тотчас напомнило мне госпожу Местерс.

Мужчина, сопровождавший молодую женщину, был старик представительной наружности, седые волосы и еще твердая походка внушали к нему чувство уважения и почтения. Молодая особа покраснела, увидев меня, я узнал ее, так же как и она меня, потом она сделала движение, чтобы оставить руку старика и подойти ко мне. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства нашей встречи, я готов был исполнить желание этой молодой женщины, но несколько слов, сказанных на ухо ее спутником, заставили ее переменить намерение, и она продолжила путь, удостоив меня лишь поклоном.

Я ничего не ел с девяти часов утра. Это вынудило меня отправиться в гостиницу, чтобы пообедать, или, правильнее сказать, поужинать и потом тотчас возвратиться в порт. Там я лично убедился в предсказаниях матроса. Ветер яростно дул с юго-запада. Нетрудно было понять по волнению моря, что сильная буря неминуема. Молния багровыми полосами разрывала горизонт, с каждой минутой тучи становились все более темными, а море бушевало сильнее.

– Нам предстоит малоприятная ночь, – сказал мне офицер порта, – и я думаю, что «Колумбия» возвратится с приливом.

– В котором часу вы ждете ее возвращения, сударь? – спросил я у него.

– Судя по пути, который она могла совершить, пока я стоял на часах, – на том месте, которое вы вон там видите, – пожалуй, потребуется добрых три часа, чтобы она смогла показаться в поле нашего зрения, и я думаю, что она вряд ли встанет на рейд раньше девяти-десяти часов вечера, если упрямство капитана не подвергнет ее борьбе со стихией. Случается иногда, что капитан корабля предпочитает борьбу со стихией бури тоскливому пути обратно.

Погода до того была холодная и вредная для здоровья, что я счел бесполезной и безрассудной смелостью ожидать возвращения «Колумбии», которое, по всей вероятности, должно было осуществиться не ранее двух часов ночи. Поблагодарив ночного стража за эти сведения, я отправился в гостиницу «Ройяль Джордж», но по пути зашел в кофейню, где полицейские офицеры дожидались моих приказаний, а также отчета о всем том, что я выведал.

Тогда нами было решено между собой, что с восьми до десяти часов я стану наблюдать за возвращением «Колумбии», а они, один после другого, если время ее возвращения будет затягиваться, должны будут караулить ее, находясь на посту. Это решение было принято открыто, и люди, окружавшие нас во множестве, слышали все подробности. Эта неосторожность стала причиной моей неудачи.

Огонь весело трещал в камине залы «Ройяль Джордж», приятное и благотворное тепло его вызвало во мне такое сладостное ощущение, что я невольно поддался искушению вздремнуть часок. В прошедшую ночь я вовсе не ложился и завывания ветра до того истерзали мой слух и утомили мою душу, что оцепенение, которое сковало мои члены и сделало их бесчувственными, казалось мне весьма естественным. Привыкнув с давних лет пробуждаться в назначенный самим собой час, я прилег без боязни, посмотрев, однако, по своим часам, сколько времени я могу посвятить отдыху. Я забыл сказать, что положил часы на тот же стол, на который облокотился, и что в ту пору они показывали почти половину седьмого.