Записки понаехавшего

Уютней всего Москва поздней осенью. Когда с самого утра зарядит дождь, нудный, как годовой бухгалтерский отчёт, и к вечеру, ударившись оземь, превратится в чёрный лёд, когда прохожие при ходьбе чавкают, а машины при езде всхлипывают, когда облака тучнеют от дыма бесчисленных труб, собираются кучками и торчат на одном месте сутки напролёт, точно прибитые гвоздями, когда… тогда лучше всего сидеть дома, на пятом этаже без лифта, курить на тёплой кухне, смотреть в запотевшее окошко, чертить пальцем на стекле рожицы, пить чай с сушёной земляникой или мятой, зевать в потрёпанный детектив, в котором кем-то вырваны первые страницы, и слушать, как где-то далеко-далеко, в соседнем квартале, заполошно вскрикивает автомобильная сигнализация. Потом допить чай, почесать в затылке, ещё раз почесать в затылке, запахнуться поглубже в тёплый халат, задремать и видеть во сне Москву, её разноцветные огни костров под котлами с кипящей смолой и серой, её сверкающие витрины, из которых роскошь выпирает точно огромный бюст из тесного корсажа, её уютные кофейни, в которых неловко попросить чаю с бубликами, а прилично только чиз-кейк и капучино, её бесчисленных нарядных проходимцев прохожих, её… впрочем, теперь всё её, а что не её — так это ей и без надобности. И ты ей, кстати, тоже ни к чему.

* * *

Ближе к вечеру ехал в вагоне с необъятной женщиной средних лет. Она была прилично одета — шарфик с люрексом, кровавый маникюр, наушники и плеер. Что-то там у неё играло в плеере. Цифры мигали на дисплее. А сама она спала. И при этом так богатырски храпела, такие выводила носом арии из опер, что дикторша, объявлявшая станции, не смогла её перекричать, страшно обиделась, и мы, считай, до самого дома ехали без объявления остановок.

* * *

Рядом с магазином «Оптика» на улице летчика Бабушкина стоит новехонький белый BMW без каких-либо номеров, даже и транзитных. За рулем скучает такой же новехонький на вид, молоденький милицейский лейтенант. Из дверей «Оптики» с некоторым трудом выходят два немолодых, обрюзгших, не очень трезвых мужика и с еще большим трудом идут к машине. Один другому говорит:

— А она у тебя ничего. Белая такая, гладкая…

— Два с половиной лимона, и она твоя, — отвечает другой.

Хохоча, они открывают дверцы и падают внутрь лимузина. Машина трогается и стремительно уносится в сторону проспекта Мира.

* * *

В стародавние времена иногда метили выловленную крупную рыбу золотой серьгой в губу и выпускали обратно. М. И. Пыляев в «Старой Москве» описывает случай, когда в Царицынских прудах в царствование Николая Первого был пойман карп с именем царя Бориса на серьге. Мало кто знает, что обычай этот сохранился почти без изменений до нашего времени.

Конечно, теперь технический прогресс и нанотехнологии, а потому губу серьгой не прокалывают, но золотой микрочип Карпу Абрамовичу Березовскому при выпуске в Темзу был в полном соответствии с традицией куда надо туда и вшит. Когда через двести или триста лет наша или какая-нибудь другая прокуратура его, наконец, выловит, то как раз и обнаружит…

А еще в той же книге написано, что однажды в присутствии Екатерины Второй придворные, хвалясь ловкостью, делали из пальцев своих разные фигуры, и фельдмаршал граф Петр Семенович Салтыков правою ногою вертел в одну сторону, а правою рукою в другую, в одно время. Поставив мысленно на место фельдмаршала нынешнего министра обороны, я вообразил тот телесный член, или даже два, которыми он мог бы вертеть… или его могли бы вертеть… нет, это черт знает, что получится. За такие мысли и привлечь к ответственности могут. Лучше представить министра финансов. Этот, наверняка, сложил бы из пальцев преогромнейшую дулю для показа всем остальным министрам. Кстати сказать, главный разведчик тоже мог бы сложить дулю не хуже. У разведчиков ловкость в руках необыкновенная. Но он бы, конечно, держал ее в кармане. Или взять председателя Государственной Думы, не говоря о начальниках фракций. Уж эти-то одними языками могут такое представить… Да что языками… Как хотите, но продолжать в том же духе, чтобы не попасть под действие какого-нибудь параграфа или статьи, решительно нет никакой возможности. Пропади они все пропадом с их пальцами, языками и прочим ливером.

* * *