Записки пожилого человека

Многие столетия понадобились человечеству, чтобы освоить сушу, моря и океаны, чтобы повозку заменить автомобилем, плот и ладью — пароходом. Покорение воздушной стихии, создание летательных аппаратов, которые стали повседневным транспортным средством, таким же, как автобус или пассажирское судно, заняло всего несколько десятилетий. За этот короткий срок человечество в воздушных просторах повторило фантастически ускоренным темпом тот многовековой путь, который проделало на суше и на море. Это одним из первых, если не первым, почувствовал, понял Сент-Экзюпери, и именно потому, что был летчиком, приобретенного в полетах опыта ему вполне хватило. Это был новый взгляд на мир, на землю: «До чего хорошо прибран мир, когда глядишь на него с высоты трех тысяч метров!» (через несколько десятилетий после этого космонавты будут рассказывать о том, как мала и беззащитна наша Земля). В «Планете людей» Экзюпери настойчиво повторяет мысль о том, что с помощью авиации человечество продолжает исследование своего дома — Земли: «Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет — орудие, которое прокладывает воздушные пути, — приобщает человека к вечным вопросам»; «Самолет — не цель, он всего лишь орудие. Такое же орудие, как плуг»; «Да, конечно, самолет — машина, но притом какое орудие познания! Это он открыл нам истинное лицо земли»; «Поначалу казалось — самолет отдаляет человека от природы, — но нет, еще повелительнее становятся ее законы».

Галлай решительно отвергал расхожую, по его мнению, «снисходительно объединительную характеристику Сент-Экзюпери как „писателя-летчика“». Он написал о великом французе большую и очень интересную статью «Ищите меня в том, что я пишу…», в которой доказывал, что Экюпери был «большой писатель, по необязательной случайности владевший профессией летчика», истинным призванием замечательного французского писателя была литература, а не авиация, да и летчиком он был не бог весть каким (любовь к своему делу заставила Галлая сказать эту задевающую многих поклонников Экзюпери истину). Формула же «писатель-летчик», вернее «летчик-писатель», годится для его, Галлая, книг (конечно, это только подразумевалось, об этом можно было лишь догадываться, так прямо сказать о себе ему не позволяло чувство скромности), речь в его статье шла вообще «о людях, проживших интересную, профессионально нестандартную жизнь, а потом сумевших рассказать о ней достаточно внятно».

Я и тогда спорил с Марком и сейчас считаю, что эти его характеристики в данном случае неточны. У его книг есть очень важные смысловые точки соприкосновения с Сент-Экзюпери. Но сначала надо вынести за скобки вопрос о скромности. Ему органически было свойственно критическое отношение к самому себе, умение замечать свои ошибки и промахи — Галлай в своих книгах говорит о них прямо и без малейшего снисхождения, без всяких скидок. Нету него и тени самолюбования — о себе он пишет обычно в ироническом тоне, даже в тех случаях, когда ему приходилось выпутываться из почти безнадежных ситуаций. По его мнению, самовлюбленность и повышенное самомнение принадлежат к наиболее несносным человеческим недостаткам, стремление же судить себя прежде и строже, чем других, требовать от себя больше, чем от других, — к самым привлекательным человеческим достоинствам.