Записки пожилого человека

Рядом с Венерой Милосской

«На фоне Пушкина снимается семейство» — это подметил Булат Окуджава. В Лувре японки, заполонившие все туристические маршруты и музеи Европы (что похвально), да так, что к надписям на французском, английском, немецком пришлось добавить японские, снимаются рядом с Венерой Милосской. Беспрерывно щелкают фотоаппараты. Наверное, эти снимки будут дома им служить доказательством, что они видели это величайшее творение искусства.

Им и в голову не приходит, что таким образом они вольно или невольно как бы вступают в соревнование с богиней, в соревнование, на которое ни одна женщина во плоти — даже самая распрекрасная — не должна отваживаться, потому что обречена на поражение.

Пусть не смотрит

В бельгийском курортном городке Кнокке на одной из площадей сооружен фонтан, представляющий собой ангела в ситуации знаменитого «Мальчика-Писа». То ли скульптор хотел изобразить падшего ангела, то ли доказать, что ничто человеческое не чуждо даже ангелам, — не берусь судить о его замысле.

Меня, знающего, что в подобных случаях бывает у нас (какую истерику закатили, например, деятели православной церкви, добиваясь запрета показа по телевидению фильма Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа»), заинтересовало другое: как верующие и церковь относятся к фривольной скульптуре, не воспринимают ли они ее как кощунство, не требуют ли снести?

Я спросил об этом местного жителя. Мой вопрос удивил его: «Как это снести? Почему? Кому не нравится, кто лишен чувства юмора, пусть не смотрит. Вот и все. Причем здесь церковь? Она занимается своими храмами. Фонтаны не ее дело».

Борьба человека с пальто

Я рванулся к вешалке, чтобы помочь уходящим дамам облачиться в пальто, но знакомый американский русист (дело было в Нью-Йорке на круглом столе в университете) удержал меня:

— Не вздумайте! Нарветесь на ортодоксальную феминистку, и она закатит вам скандал — сочтет за унижение, оскорбление.

А Виктор Шкловский, вспомнил я, помогая смущенным, упирающимся гостям надеть пальто, обычно говорил:

— В борьбе человека с пальто стань на сторону человека.

Когда в такой ситуации Александр Твардовский попытался остановить известного кораблестроителя академика Крылова, почтенный хозяин дома сказал поэту:

— Поверьте, молодой человек, у меня нет причин заискивать перед вами…

Еще одну историю борьбы человека с пальто я услышал когда-то в Берлине от одного тамошнего дипломата. Михаил Вольф, который потом долгие годы был руководителем разведки ГДР, перед этим молодым человеком, сразу после создания ГДР, стал в посольстве в Москве вторым или третьим человеком — большим чином. На какой-то прием в новообразованное посольство приехал патриарх. Это почему-то считалось большим дипломатическим успехом, и провожать высокого гостя отправился Вольф. Помог патриарху одеться и в своей руке ощутил купюру — патриарх, видимо, представить не мог, что провожающий его молодой человек дипломат солидного ранга, решил, что это кто-то из обслуги.

— И что ты сделал? — спросили у Вольфа.

— Что сделал? Ничего, положил деньги в карман. А что мне оставалось делать?..

В гостях у ксендза

Я в командировке в Варшаве — наш журнал должен делать номер, посвященный польской литературе. В воскресенье, свободное от деловых встреч, обязательных визитов, решил побродить по городу, посмотреть Старе Място. В вестибюле сталкиваюсь со знакомым молодым московским писателем — из авторского актива «Юности». Он собирается заняться тем же:

— Пойдемте вместе, сейчас за мной зайдет польский журналист, все нам покажет.

Гуляем, разглядываем достопримечательности, заходим в костел иезуитов, там заканчивается служба, ведет ее молодой — лет тридцати с немногим — ксендз. Польский журналист предлагает:

— Хотите с ним познакомиться? Я его хорошо знаю, он умный и интересный человек.

Ксендз приглашает нас к себе на чашку кофе. Костел иезуитов при монастыре. Мы идем в его келью — большая, пустоватая, со спартанской обстановкой комната, много только книг. Пьем кофе, беседуем, ксендз понимает по-русски и даже говорит, хотя и не свободно. Он действительно умный и образованный человек. Хорошо знает нашу классику, высоко ценит русскую философию начала века. Вокруг этого и крутится наш разговор.

Мой московский знакомый явно скучает, занимает его только одна тема, к которой он, прерывая нашу беседу, то и дело возвращается, — целибат.

— А что если ксендз захочет жить с женщиной?

Ксендз вежливо объясняет, что безбрачие — дело добровольное и тот, кого привлекает семейная жизнь, может сложить с себя сан.

Но мой знакомый не удовлетворен ответом:

— Ну а если он хочет просто трахнуть какую-нибудь даму или девицу?

Ксендз ему опять вежливо объясняет. Однако он не унимается, допытывается, что за это будет и нельзя ли скрыть этот столь приятный грех.

Мне очень неловко, но ксендз держится молодцом, ни разу не оборвал его, не выказал раздражения.