Записки пожилого человека

В глухие годы безмятежного правления Героя Социалистического труда и четырежды Героя Советского Союза сломанных таким образом писательских судеб и книг, отправленных в бессрочную ссылку, было немало. Об одной печальной истории, происходившей у меня на глазах, я хочу рассказать. Она не дает мне покоя еще и потому, что Бориса Балтера, о котором идет речь, я хорошо знал, много лет дружил с ним, он делился со мной всеми малопривлекательными перипетиями созданного ему гнусного «дела». Мы, его друзья, с болью переживали обрушившиеся на него тяжкие неприятности, сочувствовали ему, но защитить его от несправедливости, от преследований, протестовать публично не смогли — это казалось бессмысленным, совершенно безнадежным (и он так считал и внушал нам это, а может быть, по доброте душевной хотел уберечь нас от неизбежно последовавших бы кар), — чем могли, помогали. Вспоминать о своем бессилии горько и стыдно…

Вы говорили, что любите и цените меня. Но любите и цените за то, каков я есть. Вы все говорили, что я совершил грубую политическую ошибку. У меня нет оснований не верить вам, не верить вашей искренности. Но я так же искренне не считаю, что совершил ошибку. Судьей между нами может быть только время. Если бы я даже хотел пойти вам навстречу и признать свою подпись под письмом политической ошибкой, мое признание прозвучало бы фальшиво. А я бы после этого перестал себя уважать, я бы никогда не смог вернуться к письменному столу и продолжить свою работу…

Я вступил в партию не для карьеры и не ради того, чтобы мне легче жилось. В феврале 1942 года под Новоржевом 357-я стрелковая дивизия попала в окружение. В этой обстановке самой большой опасности подвергались коммунисты, войсковые разведчики и евреи. Я был начальником разведки дивизии и евреем. Тяжело раненный, я вступил в партию. Свой долг коммуниста я вижу в активной борьбе за лучшее социальное и нравственное устройство человеческого общества. Только в возможности продолжить такую борьбу я вижу смысл считать себя коммунистом.

Из выступления Б. Балтера на партийном собрании редакции журнала «Юность» 6 мая 1966 г.

Собрание объявило Балтеру строгий выговор (за это голосовало 8 человек, за выговор — 6, за то, чтобы ограничиться обсуждением, — 1, Евгений Сидоров).

Среди писателей фронтового поколения, заявивших о себе в литературе на рубеже 50–60-х годов, Борис Балтер был одним из самых старших и по возрасту, и по воинскому званию. Кажется, только он да Борис Слуцкий закончили войну майорами. «Но я командовал полком», — уточнял Балтер, когда об этом заходила речь. И не то чтобы он хотел заявить о своем превосходстве, — какое тут может быть первенство, да и тщеславен он не был, просто по выработанной за годы армейской службы привычке к точности считал нужным пояснить, кем был, что делал на фронте. Среди многих писателей фронтового поколения, с которыми меня сводила судьба, армейское прошлое наложило самый глубокий отпечаток на его характер, на его личность. Многие правила поведения, которым он неукоснительно следовал в жизни, сама определенность и четкость этих правил, бытовые, въевшиеся в кровь и плоть привычки, даже слабости — все это оттуда.

Почему-то хорошо запоминается смешное. Борис часто коверкал иностранные имена и фамилии, мог спутать Жюля Ромена и Ромена Роллана, Эптона Синклера и Синклера Льюиса, в его знаниях зарубежной истории и литературы были немалые пробелы — так уж сложилась жизнь, не до того было, молодые годы ушли на армейские науки. Его более молодые друзья, филологи по образованию, посмеивались над этой слабостью, Борис никогда не обижался, смущенно улыбался, когда они ловили на очередной ошибке. Истории эти потом пересказывались, оттачивались, превращались в анекдоты, — разумеется, для нашего круга…