Читаем Записки пожилого человека полностью

Герой рассказа Марка Твена «Путешествие капитана Стормфилда в рай», попав на небеса, поражен существующей там иерархией знаменитостей — не по земной славе, а по способностям, по истинному призванию, по потенциальным, хотя и не реализованным возможностям. Портной Биллингс из штата Теннесси, оказывается, предназначен был стать поэтом, с которым не могли тягаться Гомер и Шекспир. Величайшим военным гением был каменщик из-под Бостона Эбсэлом Джонс, которому в земной жизни не удалось продемонстрировать свои полководческие таланты, — по сравнению с ним вошедшие в историю победы Александра Македонского, Цезаря и Наполеона выглядят детской забавой. Карл Великий, как выяснилось, по призванию был превосходным комиком, а Генрих Шестой на небесах с большим успехом торговал в киоске религиозной литературой.

Вспомнив смешной рассказ Марка Твена, я вдруг подумал: а как человек, у которого нет страстного влечения к какому-то определенному делу, выбирает профессию? Что его подталкивает: скрытое призвание или сложившиеся определенным образом житейские обстоятельства? Чтобы это выяснить, наверное, проще всего обратиться к собственной жизни.

Я стал журналистом, редактором, литератором. А был ли первотолчок, направивший меня в эту сторону, к этому делу?

Я выучился читать до школы — не по букварю, не по вывескам, а по газете. И поэтому родители, когда я пошел в первый класс, выписали мне «Пионерскую правду», которую я прочитывал от первой до последней строки.

А после первого класса летом произошла такая история. Мать поехала лечиться, меня же на это время отправили в Харьков, к ее брату. Жили они — дядя, тетя, двоюродная сестра и двоюродный брат, которые были старше меня, — в коммунальной квартире, занимая две смежные комнаты. Хозяином третьей был журналист, работавший в газете. И по договоренности с ним ночевать меня отправляли к нему.

Его я видел только мельком: он приходил очень поздно, когда я уже давно спал, а утром я тихонько уходил, когда еще спал он. Он приносил пачку свежих газет, которые, с его разрешения, днем, когда он уезжал на работу, я с большим вниманием читал.

Он казался мне необычайным человеком, занимающимся захватывающе интересным, чудесным делом. У меня было странное чувство, что выпускающие газету журналисты не просто рассказывают о каких-то очень важных событиях, а участвуют в них, даже как бы создают их. Впечатление было сильное, на всю жизнь я запомнил его имя и фамилию, адрес и даже номер телефона…

У этой истории неожиданный эпилог, который в художественном произведении выглядел бы явной натяжкой, неправдоподобной выдумкой. Прошло почти полвека. Как-то я был приглашен на дачу к старому моему другу, к обеду пришел еще один гость — сосед и добрый знакомый моего друга.

Когда он представил нас друг другу, я был поражен — это был тот харьковский журналист моего детства. Он очень удивился, когда я сказал, что мы знакомы. Выяснилось, что он давно уже оставил журналистику и стал администратором, довольно крупным чиновником. Моих харьковских родственников он, конечно, помнил, меня нет. Помнил он и свой харьковский адрес, который я назвал, а вот номер телефона забыл.

«В морях твоя дорога…»

Непредсказуемыми оказались наши судьбы…

«Ты в военно-морское училище поступил, конечно, вслед за старшим братом?» Этот вопрос, содержавший в себе уже и ответ, мне задавали не раз. В те времена, о которых идет речь, ведь это было в порядке вещей, такого рода истории — братья составили танковый экипаж, младший брат, призванный в армию, просил направить его на ту же погранзаставу, где уже нес службу старший брат, — подхватывались и всячески раздувались пропагандой.

Наверное, чтобы не вдаваться в долгие объяснения, которые не соответствовали привычным представлениям задававших мне этот вопрос и вызвали бы у них недоверие, надо было соглашаться: да, вслед за братом. Но я этого не делал, не хотел врать, мямлил в ответ что-то уклончивое, потому что в действительности все было не так, брат в данном случае не служил мне и не мог служить направляющим и вдохновляющим примером, разве что научил меня плавать, в один прекрасный день по давно известной методе вытолкнув из лодки в Днепр.

Перейти на страницу:

Все книги серии Диалог

Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке
Великая тайна Великой Отечественной. Ключи к разгадке

Почему 22 июня 1941 года обернулось такой страшной катастрофой для нашего народа? Есть две основные версии ответа. Первая: враг вероломно, без объявления войны напал превосходящими силами на нашу мирную страну. Вторая: Гитлер просто опередил Сталина. Александр Осокин выдвинул и изложил в книге «Великая тайна Великой Отечественной» («Время», 2007, 2008) cовершенно новую гипотезу начала войны: Сталин готовил Красную Армию не к удару по Германии и не к обороне страны от гитлеровского нападения, а к переброске через Польшу и Германию к берегу Северного моря. В новой книге Александр Осокин приводит многочисленные новые свидетельства и документы, подтверждающие его сенсационную гипотезу. Где был Сталин в день начала войны? Почему оказался в плену Яков Джугашвили? За чем охотился подводник Александр Маринеско? Ответы на эти вопросы неожиданны и убедительны.

Александр Николаевич Осокин

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском
Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском

Людмила Штерн была дружна с юным поэтом Осей Бродским еще в России, где его не печатали, клеймили «паразитом» и «трутнем», судили и сослали как тунеядца, а потом вытолкали в эмиграцию. Она дружила со знаменитым поэтом Иосифом Бродским и на Западе, где он стал лауреатом премии гениев, американским поэтом-лауреатом и лауреатом Нобелевской премии по литературе. Книга Штерн не является литературной биографией Бродского. С большой теплотой она рисует противоречивый, но правдивый образ человека, остававшегося ее другом почти сорок лет. Мемуары Штерн дают портрет поколения российской интеллигенции, которая жила в годы художественных исканий и политических преследований. Хотя эта книга и написана о конкретных людях, она читается как захватывающая повесть. Ее эпизоды, порой смешные, порой печальные, иллюстрированы фотографиями из личного архива автора.

Людмила Штерн , Людмила Яковлевна Штерн

Биографии и Мемуары / Документальное
Взгляд на Россию из Китая
Взгляд на Россию из Китая

В монографии рассматриваются появившиеся в последние годы в КНР работы ведущих китайских ученых – специалистов по России и российско-китайским отношениям. История марксизма, социализма, КПСС и СССР обсуждается китайскими учеными с точки зрения современного толкования Коммунистической партией Китая того, что трактуется там как «китаизированный марксизм» и «китайский самобытный социализм».Рассматриваются также публикации об истории двусторонних отношений России и Китая, о проблеме «неравноправия» в наших отношениях, о «китайско-советской войне» (так китайские идеологи называют пограничные конфликты 1960—1970-х гг.) и других периодах в истории наших отношений.Многие китайские материалы, на которых основана монография, вводятся в научный оборот в России впервые.

Юрий Михайлович Галенович

Политика / Образование и наука
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения
«Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

В книге известного критика и историка литературы, профессора кафедры словесности Государственного университета – Высшей школы экономики Андрея Немзера подробно анализируется и интерпретируется заветный труд Александра Солженицына – эпопея «Красное Колесо». Медленно читая все четыре Узла, обращая внимание на особенности поэтики каждого из них, автор стремится не упустить из виду целое завершенного и совершенного солженицынского эпоса. Пристальное внимание уделено композиции, сюжетостроению, системе символических лейтмотивов. Для А. Немзера равно важны «исторический» и «личностный» планы солженицынского повествования, постоянное сложное соотношение которых организует смысловое пространство «Красного Колеса». Книга адресована всем читателям, которым хотелось бы войти в поэтический мир «Красного Колеса», почувствовать его многомерность и стройность, проследить движение мысли Солженицына – художника и историка, обдумать те грозные исторические, этические, философские вопросы, что сопутствовали великому писателю в долгие десятилетия непрестанной и вдохновенной работы над «повествованьем в отмеренных сроках», историей о трагическом противоборстве России и революции.

Андрей Семенович Немзер

Критика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное