Записки пожилого человека

Только когда мы прощаемся, ксендз позволяет себе изящно рассчитаться с не слишком тактичным посетителем. Он дарит мне карманное Евангелие на русском языке и извиняется перед моим знакомым за то, что не может сделать и ему такой подарок, у него только один экземпляр…

На премьере оперы в Варшаве

Еще одна варшавская история. Редактор польского журнала, до этого министр культуры, пригласил меня на премьеру оперы по знаменитому роману «Мужики» нобелевского лауреата Реймонта. «Знаете, вам повезло, это настоящее событие, — сказал он, — современная народная опера, которую сочинил очень талантливый композитор».

У меня же, по правде говоря, не было никакой охоты идти в театр. Уже хотя бы потому, что днем я был приглашен на обед, во время которого, по моим предположениям, пить надо будет не только минеральную воду. Мои предположения стопроцентно подтвердились. Обед затянулся, но деваться было некуда, и прямо из ресторана я отправился в театр.

Места оказались в директорской ложе, там же, что было для меня некоторым сюрпризом, сидел автор оперы, которому я был представлен. «Главное, не заснуть, — внушал я себе, — нельзя опозориться».

Но с этой вполне реальной опасностью я справился. Честно признаюсь, не без помощи народной оперы, в которой было множество хоров грозно размахивавших косами взбунтовавшихся мужиков и вообще очень громкой музыки. Тут не очень-то уснешь.

Наконец нелегкое испытание кончилось, зажгли свет, публика аплодировала, и я должен был поблагодарить за доставленное удовольствие сидевшего рядом со мной композитора.

Кривить душой мне не хотелось. Я крепко пожал ему руку и с некоторым чувством произнес: «Я давно не слышал такой оперы».

Что было святой правдой: в последний раз я слушал оперу лет двадцать назад…

Встречи с Джоном Стейнбеком

Джон Стейнбек во время поездки в Советский Союз, породившей потом анекдоты (забулдыги на бульваре скидываются с нобелевским лауреатом на троих, милиционер, препровождающий сильно набравшегося писателя в гостиницу, берет под козырек: «Так точно, товарищ Хемингуэй»), захотел встретиться с молодыми писателями.

Такую встречу устроили в журнале «Юность». Собрали цвет тогдашней молодой литературы, помню, что были на встрече Василий Аксенов, Анатолий Гладилин, Владимир Амлинский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Олег Чухонцев. Почему-то пригласили Бориса Слуцкого и меня, хотя оба мы принадлежали к старшему, фронтовому поколению.

Увы, встреча получилась чопорной и томительно скучной. Вряд ли Стейнбек что-нибудь читал из написанного присутствующими на встрече, скорее всего, и фамилий их не слышал. Никаких конкретных вопросов он не задавал. И его призыв: «Ну, давайте, молодые волки», — никакого отклика не получил. Видимо, молодых писателей сковывало чувство почтения к знаменитому писателю и страх перед теми вопросами, которые нечем крыть и которые наша официальная пресса называла «провокационными».

Оживление возникло лишь тогда, когда Белла Ахмадулина на вопрос Стейнбека, почему она так мрачна, ответила, что милиция отобрала у нее водительские права. У Стейнбека это происшествие вызвало живой отклик: он выразил Белле искреннее сочувствие и стал с большим чувством ругать американскую дорожную полицию — видно, она ему насолила. В общем, мне показалось, что Стейнбек не только мало знает о наших делах и заботах, но и очень далеко все это от него…

Во время следующего приезда Стейнбека в Советский Союз разразился скандал: КГБ арестовало известного американского профессора-филолога, обвинив его в шпионаже. Профессора хорошо знал президент США, он резко опроверг обвинения. Стейнбек в знак протеста прервал свой визит. Он заявил об этом на специально созванной пресс-конференции.

Рассказывали, что, закончив пресс-конференцию и попрощавшись, Стейнбек уже в дверях вдруг остановился: «Да, я забыл сказать, что редактор московской „Литературной газеты“ — койот». Не знаю, встречался ли Стейнбек с Александром Чаковским, что ему о нем было известно, но не только внутренняя суть, но и внешний облик Чаковского был одним этим словом — шакал — схвачен Стейнбеком точно.

Сувениры из монгольских монастырей

Храмы и монастыри взрывали, крушили не только у нас, но все-таки параллельно с нами, в то же время, — похоже, что это было эхо того, что происходило в Советском Союзе. Когда я попал в Монголию, выяснилось, что в Улан-Баторе всего один действующий буддийский храм, — как я узнал, в тридцатые годы с монастырями, а заодно и с монахами было покончено.

Собирая материал для документального фильма о боях на Халхин-Голе, я беседовал с Борисом Смирновым — нашим ассом, отличившимся в сражениях в небе Испании и Монголии. Увидев, что я заинтересовался стоящими у него на шкафу буддами превосходной работы, Смирнов рассказал, как они к нему попали.