Записки прапорщика

- Почему вы не реагируете на травлю солдат? Посмотрите, что газеты пишут: солдат такой-то роты не вовремя оправляться ушел, другой дезертировал, рота не выполнила распоряжения, причем совершенно не указывают характер этого распоряжения. Быть может, оно было контрреволюционным? И ни звука о поведении командного состава. Вы, представители фронта, избранные солдатами, солдатская секция крестьянского Совета, что вы делаете?

- Видите сами - что. Сидим, обложились бумагами. Устраиваем комиссии, заседания, обсуждаем решения в первом чтении, начинаем вторичное. К каждому пункту поправка, к поправке примечание, к примечанию новая поправка. И так без конца. А вожди?.. Авксентьев увлекся своим министерством. Всем крутит Керенский, а Керенским крутят кадеты.

* * *

В одном из больших залов лицея я увидел конференцию. На трибуне стоял солдат, вихрастый, белокурый, в распахнутой шинели, и, энергично жестикулируя, произносил речь:

- Нас предают и предают, товарищи! Счастье рабочего класса и крестьян в собственных руках. Если мы будем рассчитывать на кадетов, ничего не дождемся. Надо твердо и немедленно ставить вопрос о передаче власти в руки Советов. Только власть Советов может обеспечить мир солдатам, землю крестьянам, восьмичасовой рабочий день и контроль над производством рабочим. Забылся Керенский, царя из себя корчит, в Зимний дворец перебрался. Занял комнаты Николая Второго. Понятно, что из дворца-то не очень хочется выезжать. У нас в казармах полное недоверие к Временному правительству.

Происходило совещание агитаторов-большевиков, солдат петроградского гарнизона.

Оратору дружно аплодировали.

Однако, если такие речи произносятся в стенах крестьянского Совета, что же делается в Совете рабочих и солдатских депутатов в Смольном?

Прихожу в Военное министерство узнать о судьбе крестьянских секций и о моем проекте передвижных библиотек.

Культурно-просветительным отделом ведает прапорщик Шер, среднего роста, упитанный, с холеными руками, брюнет.

- О крестьянских секциях вопрос в стадии обработки, - важно роняет он слова. - Библиотечное дело на рассмотрении Совета министров...

Я поднялся было уйти, но Шер обратился ко мне с вопросом: как солдатские массы реагировали на выступление Корнилова.

- Возмущены донельзя, - ответил я. - После корниловской авантюры солдаты совсем перестали доверять офицерам. Я лично так расцениваю обстановку: Корнилов своим выступлением в конце концов причинил большую пользу революционному движению. У солдат открылись глаза, и теперь они не допустят провокационных! выходок со стороны генералов и полковников.

- А какие же могут быть провокационные выходки?

- Я, например, убежден, товарищ Шер, что тарнопольское отступление отнюдь не является причиной расхлябанности солдат, оно было спровоцировано высшими чинами штабов.

- Что вы говорите, поручик?! Так ли? - недоверчиво посмотрел на меня Шер.

- Именно так. Целый ряд полков были предоставлены самим себе, уходили с позиции, не получив никаких распоряжений от штабов дивизий, хотя последние имели для этого все данные. Штаб тридцать пятой дивизии снялся со своего места и бросился бежать в тыл, еще когда на небольшом участке обнаружился успех немцев. Ни штабы дивизий, ни штаб корпуса не использовали находившихся в их распоряжении резервов для того, чтобы ликвидировать прорыв. Здесь, очевидно, была прямая игра: массовыми солдатскими жертвами и оставлением территории вырвать у правительства ряд уступок. Я думаю, рижский прорыв можно объяснить тем же.

- Странно, - протянул Шер. - Но ведь были же назначены следственные комиссии. Они выезжали на места и констатировали, что прорыв произошел в результате большевистской пропаганды и разложения солдат.

- Я не знаю, где следственная комиссия работала и что выясняла, но в отношении тарнопольского прорыва в нашей третьей дивизии, которая была под Тарнополем и тоже бежала, никаких следственных комиссий не появлялось.

- Позвольте, позвольте... у нас же материалы есть.

- А я утверждаю, что не было их на фронте.

Нашел заведующего культурным отделом Совета Николаева. В распоряжении культотдела огромные запасы литературы либерального содержания, выходившей в 1905-1906 годах и конфискованной с наступлением реакции. Огромные подвалы лицея забиты сборниками "Знание", сочинениями Горького, популярными брошюрами, сочинениями Серафимовича, Чирикова и других.

- Нельзя ли мне у вас вагончик книг для третьей дивизии получить? спросил я Николаева.

- Только за деньги. Нам дают тоже за деньги.

- Сколько вагон книг стоит?

- Вагон?.. - Мысленно он стал подсчитывать. - Да так, тысячи две-три.

- Так это почти даром! Я сейчас же телеграфирую в дивизию, чтобы мне выслали рублей пятьсот, а остальную сумму мы вам пришлем позже.

- Это можно.

Прошло несколько дней, пока я возился с отбором литературы в крестьянском Совете.

В один из вечеров отправился за Нарвскую заставу к брату Николаю.

- Опять приехал! - обрадовался он мне. - А я думал, что тебя в живых уже нет.

- Жив, что со мной сделается! Как у вас тут?