Записки прапорщика

— Вот чудак! — рассмеялся я. — Зал вам предоставит с удовольствием местный театр. А музыканты если не подойдут военные, то можно будет найти пианиста за десять-двадцать рублей. Я думаю, что если бы вы этот вопрос серьезно поставили на обсуждение нашего комитета, то мы без всяких возражений ассигновали бы некоторую часть средств, которые несомненно были бы покрыты сборами от концерта.

— По совести говоря, мне это не приходило в голову. Разве действительно попробовать найти зал и дать концерт? А может быть и какой-нибудь товарищ по сцене найдется?

Мой совет оказал благодетельное влияние на Сергеева, и через несколько дней на улицах Кишинева красовались афиши, отпечатанные в прежней крушавановской типографии, что оперный артист, член Центрального исполнительного комитета Румынского фронта Сергеев, басо профундо, дает концерт при участии таких-то сил.

Зал был набит битком, несмотря на то, что места были платные, и не только окупились расходы по приглашению компанионов по концерту и пианиста, но еще изрядная сумма поступила в кассу нашего комитета, весьма опустевшую за последнее время в связи с большими расходами по изданию газеты.

По окончании концерта Сергеев, сидя у меня в номере с добытой откуда-то бутылкой коньяка, плакал обильными слезами, признавая, что он совершенно не ожидал подобного успеха, какой встретил на концерте, и что аудитория, состоявшая преимущественно из солдат, так тепло и сочувственно его встретила.

Не нравится мне интеллигенция.

Присутствуя на концерте Сергеева, я неожиданно столкнулся с моим земляком шофером Селиным. Отряд его размещен в местной гимназии. Машины поставлены под открытым небом во дворе. Шоферы же, в числе около сотни человек, занимают несколько классов.

— Раньше мы стояли в Яссах, — говорил Селин, — из Ясс нас перебросили в Кишинев. В последнее время после октябрьского переворота штаб фронта усиленно разгружал Яссы от технических частей, поскольку в последних находятся, главным образом, рабочие, а рабочим штаб фронта не верит. В Яссах еще была для нас работа: перевозили раненых из армейских госпиталей к фронтовым. Здесь же сидим больше месяца и абсолютно ничего не делаем.

— Вероятно, и в Яссах вам теперь нечего было бы делать, — заметил я.

— Как нечего? Там ежедневно сотни раненых.

— Откуда? Теперь ведь затишье.

— Во время братания румынская артиллерия обстреливает наших солдат. Вот вам и раненые.

— Что же вы собираетесь дальше делать?

— Говорят, будто бы наш отряд перейдет в ведение украинской власти. Нам это нежелательно. Хотелось бы вместе с автомобилями, а их у нас до сорока, пробраться на родину. Автомобили хорошие, Рэно, из Франции новенькими год тому назад получены. Как бы пригодились они для революционного дела в России! А здесь их сволочь захватит, румыны или гайдамаки. Я рассчитываю на вас, Дмитрий Прокофьевич, может быть, как-нибудь ваш комитет поможет нам сорганизоваться таким образом, чтобы мы смогли из Кишинева удрать. Ну, скажем, если не в Киев, где украинцы командуют, то хотя бы в Курск.

— Мысль интересная, — согласился я. — Действительно, автомобильный отряд хорошо бы вывезти в Россию. Давайте обсудим.

Один из шоферов притащил карту десятиверстку, по которой мы тщательно просмотрели пути, ведущие из Кишинева в глубь России.

— Если гайдамаки не заняли переправы через Днестр, — говорил я, — то выбраться можно. Дорога через Сенжера, Кадыньяны на Аккерман — это один путь. Из Аккермана, который находится в руках большевиков, можно переправиться на Одессу. Другой путь на Бельцы, Могилев-Подольск, Проскуров, Старо-Константиновск, Житомир и т. д. Вот что, ребята, — предложил я, — у вас комитет есть?

— Есть.

— Соберите, обсудите внимательно, насколько все остальные согласны эвакуироваться из Кишинева в тыл, а затем — к нам, мы совместно продумаем дальнейшее.

* * *

Совнарком назначил Главковерхом прапорщика Крыленко. Начальник штаба верховного главнокомандующего Духонин отказался признать его за Главковерха. После ряда переговоров, не давших никакого результата, прапорщик Крыленко, в сопровождении нового начальника штаба, направился в ставку. В ставке он был встречен неприветливо. Генерал Духонин совершенно открыто заявил, что он отказывается выполнять приказ, исходящий от «незаконного» Правительства. Отряд матросов, сопровождавший Крыленко, самочинно заколол штыками генерала Духонина: в сводке штаба фронта Духонин представляется мучеником, пострадавшим за, идею служения своему отечеству.

Буржуазные газеты, которые продолжают выходить и доходить до фронта так же регулярно, как и раньше, иронизируют, что прапорщик по своему собственному невежеству ни в коем случае не может быть Главковерхом.

По этому поводу у меня со Святенко и Сергеевым произошел крупный разговор.

— Большевики себя дискредитируют, — говорил Святенко, — назначая прапорщика верховным главнокомандующим. Разве может фронт доверить свою судьбу безграмотному в военном отношении человеку?

— А что же по-вашему, — возражал я, — разве Николай был более компетентным в военном отношении, когда он был верховным главнокомандующим?