Записки прапорщика

— В чем дело? — подбежал я к одному из них с вопросом.

Иванов смотрел непонимающими глазами.

В прилегающем к зданию таможенном сарае скопилась группа солдат… Подбежал к ним.

— Что случилось?

— Двенадцатидюймовый снаряд упал, — произнес один из них.

Я увидел стоящий посредине сарая огромный неразорвавшийся снаряд-чемодан.

— Посмотрите, — сказал один из унтер-офицеров, — как он пролетел.

Я увидел в основном здании таможни над вторым этажом огромную дыру, пробитую снарядом. На земле валялась осыпавшаяся в большом количестве штукатурка.

— Снаряд пробил здание, — докладывал солдат, — попал в подвал сарая, рикошетировал, пробил пол и стал стоймя на полу сарая.

Тут только я сообразил, что сильный шум, треск и ураган ветра, пронесшийся в чердачных комнатах, были вызваны полетом этого снаряда, пролетевшего на расстоянии семи-восьми шагов от меня.

Вскоре в сарай пришел Иванов в сопровождении ряда офицеров и приказал немедленно вызвать артиллеристов для разрядки снаряда, чтобы он случайно не взорвался и не поднял на воздух не только здание сарая, но и прилегающего здания таможни.

Лично мне больше попасть на наблюдательный пункт не пришлось, но через три дня двенадцатидюймовый снаряд еще раз пробил здание таможни и разорвался во дворе, убив несколько солдат. Воронка была глубиной в два с половиной метра при диаметре в десять метров.

Поручик Закржевский, временно командовавший 13-й ротой, рассказывал, какое действие произвел полет этого снаряда на Иванова. Иванов сидел со своими партнерами, ротными командирами, за игрой в преферанс. При приближении звука летящего чемодана Иванов, державший карты в руках, неожиданно и для себя и для других съехал со стула под стол и там просидел минут пятнадцать после взрыва.

* * *

Ларкин, принеся из офицерского собрания обед, попросил разрешения отправиться в обоз в Малую Креницу. Я разрешил. Съев обед, я поставил металлические судки на окно и затем, написавши на родину несколько писем, прилег на койку отдохнуть. Койка приходилась на одном уровне с подоконником. Задремал. Вдруг на меня с шумом посыпались стоявшие друг на друге судки. В испуге вскочил. Но, видя, что кроме судков на меня ничего не падает, подумал, что шутит кто-нибудь из офицеров роты. Однако, по соседству никого не было. Осмотрел судки. В одном из них оказалась пуля. Австрийская пуля продырявила переднюю стенку, не пробив второй, столкнула судки, и они полетели на меня.

* * *

Неделю назад прибыло около тысячи солдат для пополнения полка. Командир приказал ротам спешно ознакомить вновь прибывших с условиями позиционной жизни и, для того чтобы вновь прибывшие быстрее освоились с обстрелом, приказал наряжать их в полевые караулы и вообще — держать в первой линии окопов.

11 июля стало известно, что на следующий день нашему полку предстоит перейти в наступление на Броды. Нашу 12-ю роту у знамени успели сменить другой и отправить на присоединение к другим ротам 3-го батальона.

Перспектива итти в наступление не из приятных. Снова, как и раньше перед каждым наступлением, припоминал я все случаи своей жизни, подводил итоги, ибо неизвестно, удастся ли выйти из этого наступления живым.

Австрийские позиции находились от нашей на расстоянии восьмисот шагов. Чтобы до них добраться, надо было пересечь большой луг по совершенно открытой местности. Австрийские же окопы помещались впереди опушки леса, шагах в ста. Прикрытием их тыла служил Бродский лес, который скрывал продвижение подкреплений и подвоза к австрийским окопам огнеприпасов и продовольствия.

В диспозиции было сказано, что наше наступление будет поддерживаться сильнейшим артиллерийским огнем, который должен смести проволочные заграждения перед австрийскими позициями.

Увы! Тщетно мы ждали этого «сильнейшего артиллерийского огня». Артиллерия стреляла «через час по чайной ложке». Несколько отдельных, редких выстрелов из тяжелых орудий — и затем обычная трехдюймовая шрапнель. Австрийцы со своей стороны ответили гораздо более мощным обстрелом нашей позиции и нашей артиллерии.

Часов в шесть утра, по всем правилам рассыпного строя мы выбежали из окопов, делая одиночные перебежки, накапливаясь постепенно на встречающихся небольших холмиках или межах, и, передохнув здесь несколько минут, двигались дальше.

Вот австрийские окопы! Бешеный пулеметный обстрел — точно град над нашими головами. Уткнулись в землю, боясь поднять головы, так как казалось, что жужжащие, точно рой пчел над головами, пули немедленно пронзят. Солдаты дрогнули. Некоторые сделали было попытку вернуться назад, но эту попытку пришлось решительным образом пресечь, вплоть до обращения своего револьвера по дрогнувшим трусам. После часа лежания стрельба несколько стихла.

Уловив удобный момент, наша цепь снова поднялась и стремительными прыжками бросилась к проволоке. К нашему счастью проволока не была сплошной — были в отдельных местах проходы, которые позволили направить в них отдельные группы солдат. Шедшая позади резервная цепь влилась в передовую, и совместно более густыми рядами мы преодолели проволоку.