Записки прапорщика

— Почему вы не реагируете на травлю солдат? Посмотрите, что газеты пишут: там-то солдат такой-то роты не вовремя оправляться ушел, другой дезертировал, та рота не выполнила распоряжения, причем совершенно не указывают характера этого распоряжения. Быть может оно было контр-революционным. И ни звука о поведении командного состава. Вы, представители фронта, избранные солдатами, солдатская секция крестьянского совета, что вы делаете.

— Видите сами, что. Сидим, обложились бумагами. Устраиваем комиссии, заседания, обсуждаем решения в первом чтении, начинаем вторичное. К каждому пункту поправка, к поправке примечание, к примечанию новая поправка. И так без конца. А вожди — Авксентьев увлекся своим министерским портфелем. Всем крутит Керенский, а Керенским крутят кадетские министры.

* * *

В одном из больших зал лицея я увидел конференцию На трибуне стоял солдат, вихрястый, белокурый, в распахнутой шинели, и, энергично жестикулируя руками, произносил речь:

— Нас предают и предают, товарищи! Счастье рабочего класса и крестьян в собственных руках. Если мы будем рассчитывать на кадетов, то ничего не дождемся, Надо твердо и немедленно ставить вопрос о передаче власти в руки советов. Только власть советов может обеспечить мир солдатам, землю — крестьянам, восьмичасовой рабочий день и контроль над производством — рабочим.

Происходило совещание агитаторов-большевиков, солдат петроградского гарнизона.

Оратору дружно аплодировали. После него вышел солдат, представитель частей петроградской обороны:

— Наш пулеметный полк установил бдительное наблюдение. Мы вычистили всех подозрительных офицеров. У нас в полку настроение исключительно за советы, и по первому зову мы готовы встать грудью в защиту и на углубление революции.

Другой, с Васильевского острова, говорил, как относятся рабочие к Керенскому:

— Забылся Керенский, царя из себя корчит, в Зимний дворец перебрался. Занял комнаты Николая второго. Понятно, что из дворца-то не очень хочется выезжать. У нас в казармах полное недоверие к Временному правительству.

Однако, если такие речи произносятся в стенах Крестьян-совета, то что же делается в Совете солдатских и рабочих депутатов в Смольном?

Прихожу в военное министерство узнать о судьбе крестьянских секций и о моем проекте передвижных библиотек.

Культурно-просветительным отделом ведает прапорщик Шер, среднего роста, упитанный, с холеными руками, брюнет.

Я кратко изложил цель визита.

— О крестьянских секциях вопрос в стадии обработки, — важно роняет слова Шер. — Свяжитесь с Крестьянским советом — с Оцупом. Библиотечное дело на рассмотрении совета министров…

Я поднялся было уйти. Но Шер обратился ко мне с вопросом, как солдатские массы реагировали на выступление Корнилова.

— Возмущены донельзя, — ответил я на его вопрос. — После корниловской авантюры солдаты совсем перестали доверять офицерам. Я лично так расцениваю обстановку, что Корнилов своим выступлением в конце-концов причинил большую пользу революционному движению. У солдат открылись глаза, и теперь они не допустят провокационных выходок со стороны генералов и полковников.

— А какие же могут быть провокационные выходки?

— Я, например, убежден, товарищ Шер, что Тарнопольское отступление отнюдь не является причиной расхлябанности солдат, оно было спровоцировано высшими чинами штабов.

— Что вы говорите, поручик! Так ли? — недоверчиво посмотрел на меня Шер.

— Именно так. Целый ряд полков были предоставлены самим себе, уходили с позиции, не получив никаких распоряжений от штабов дивизий, хотя последние имели для этого все данные. Штаб 35-й дивизии снялся со своего места и бросился бежать в тыл еще тогда, когда только на небольшом участке обнаружился успех немцев. Ни штабы дивизий, ни штаб корпуса не использовали находившихся в их распоряжении резервов для того, чтобы ликвидировать прорыв. Здесь, очевидно, была прямая игра, чтобы путем массовых солдатских жертв и путем уступки территории вырвать у правительства ряд уступок. Я думаю, что рижский прорыв можно объяснить тем же самым.

— Странно, — протянул Шер. — Но ведь были же назначены следственные комиссии. Они выезжали на места и констатировали, что прорыв произошел в результате большевистской пропаганды и разложения солдат.

— Я не знаю, где следственная комиссия работала и выясняла, но в отношении тарнопольского прорыва в нашей 3-й дивизии, которая была под Тарнополем и тоже бежала, никаких следственных комиссий не появлялось.

— Позвольте, позвольте… у нас же материалы есть.

— А я утверждаю, как живой свидетель всего того, что было на фронте.

Нашел заведующего культурным отделом совета Николаева. В распоряжении культотдела имеются огромные книжные запасы либерального содержания, которые выходили в 1905–6 году и были конфискованы с наступлением реакции. Огромные подвалы лицея забиты сборниками «Знания», сочинениями Горького, популярными брошюрами, сочинениями Серафимовича, Чирикова и др.

— Нельзя ли мне у вас вагончик книг для 3-й дивизии получить? — спросил я Николаева.

— Только за деньги. Нам дают тоже только за деньги.

— Сколько вагон книг стоит?