Записки прапорщика

— Поздно хватилось военное министерство просвещать солдат. Большевики достаточно просветили. Идиотство думать, что сейчас можно ставить какую-то культурно-просветительную работу. Солдаты только о том и думают, как бы скорее бросить винтовку и отправиться домой. Приказы по радио и воззвания о том, чтобы вести непосредственно мирные переговоры, окончательно добили фронт.

— Меня информировали в штабе фронта, — сказал я, — что положение в армии устойчивое. Армейские комитеты работают беспрерывно, солдаты их слушаются, и ни о каких демобилизационных настроениях и речи, якобы, нет.

— Сволочь там в Яссах сидит. В каждой дивизии столкновения с командным составом. Наших распоряжений не слушают. Большевики точно из-под земли вынырнули. Нет ни одной роты, в которой не оказалось бы теперь большевика. Их только в штабе армии нет да во фронтовом комитете. Нет армии, позиции нет, сплошное братание.

— Если положение таково, — говорю я, — то почему вы не ставите вопроса о принятии мер к немедленному заключению мира?

— Ни армейские штабы, ни лидеры наши не понимают этого. Они питаются благодушными сводками из штабов.

— А как комсостав ваш настроен?

— Как в Февральскую революцию относились к эсерам и к революции вообще, так теперь относятся к большевикам и к максималистам.

Во время разговора в комнату вошло несколько солдат, прибывших из частей.

— Товарищ Андреев, — обратились они к дежурному члену комитета, — у нас чорт знает что делается. Штаб дивизии арестовывает большевиков, и не только большевиков, но и всякого, кто заявит о том, что пора кончать войну. Артиллеристы стреляют по братающимся нашим цепям.

— Солдаты-артиллеристы? — спросил я.

— А кто ж их знает. Говорят, что не столько солдаты сколько офицеры.

— А чего же вы их не возьмете в оборот?

— Вот видишь, товарищ, — обратился ко мне Андреев, — а ты тут с культурно-просветительной работой.

— А где Керенский? — обратился один из солдат к Андрееву.

— А чорт его знает! Сбежал, сволочь…

— Так ведь он ваш вождь. Соловьем разливался: «единение с союзниками», «война до победного конца», «ждите Учредительного собрания».

— Мы, товарищи, на Керенского не ориентируемся, — заявил Андреев, — Керенский сыграл свою роль. Он был хорош во время Февральской революции, а потом продался буржуазии. Если бы раньше Керенского, по шапке турнули, то может быть теперь уж демократическая республика была бы. Я не знаю, верно ли — продолжал Андреев, — но сдается мне, что выступление Корнилова было не без его участия.

— Конечно заодно, — подтвердили солдаты. — Ясное дело, как это мог выступить Корнилов, не рассчитывая на поддержку. Эх, попади они к нам, разделались бы с ними!

— Ну, уж теперь он не попадется. Если смог 25 октября удрать, то теперь рассчитывать на его возвращение трудно.

«Да, действительно, опоздал с насаждением библиотечной сети», — подумал я и, распростившись с Андреевым, отправился к ожидавшему меня автомобилю.

* * *

Курдюмов, как избранный в члены крестьянской секции Всероссийского совета, собирается уезжать в Петроград. Решил проводить товарища. Вечером Курдюмов, Антонов, я и Свешников пошли в кафе, в котором по вечерам пиво.

Кафе до отказа набито посетителями, среди которых нет ни одного офицера. За соседним с нами столиком помещается группа солдат, один из них с четырьмя георгиевскими крестами и медалями. Он с таинственным видом шопотом рассказывал что-то своим собеседникам, при этом несколько раз осторожно оглядывался в нашу сторону.

Услышав наш разговор о Петрограде, о моей поездке в Батушаны, об отъезде Курдюмова, солдат — георгиевский кавалер — сделал несколько попыток вмешаться в наш разговор. К концу вечера, когда в зале уже порядком поредело, казак подошел к нашему столику и, наклоняясь близко к нам, произнес:

— А ведь Лавра Григорьевич спасся!

— Какой Лавра Григорьевич? — недоумевающе посмотрел я.

— Корнилов, — шопотом произнес казак. — Убежал. Сейчас на Дону. Можно мне сказать вам несколько слов? — продолжал так же таинственно казак.

Мы заинтересованно кивнули головой.

— На Дону Лавр Григорьевич собирает армию, чтобы пойти против большевиков. Он разослал во все гарнизоны и города своих людей для записи желающих служить в его армии, притом принимает только офицеров и казаков. Разрешите мне с вами по этому поводу поговорить. — Оглянувшись по сторонам, казак еще более приблизил свое лицо к нашим: — Моя квартира при комендатуре штаба фронта. Может зайдете?

Я толкнул ногой Курдюмова.

— Зайдем, — сказал Курдюмов. — А когда?

— Да хотя бы сегодня.

— Сегодня уже поздно. Завтра с утра.

— Только пораньше. Мы с вами сможем и документ соорудить, чтобы спокойно добраться до Дона. Так я жду вас.

С этими словами казак вернулся к своему столику.

Мы продолжали вести начатый разговор, не желая показать казаку отрицательное к нему отношение. Вернувшись в номер, собрали живущих в предоставленных номерах членов Румкомкреста, рассказали им о разговоре с казаком.

— Застрелить надо сукина сына! — заговорил первый Дементьев. — Сволочь, открыто вербует монархическую армию!