Записки прижизненно реабилитированного

Давать объявление не потребовалось. К ним подбежала растрепанная молодая женщина с безумными глазами. Она оттолкнула Василия от мальчика, прижала ребенка к себе и заголосила:

— Коленька, золотце мое! — Внезапно эти слова сменились на другие. — Гадина! Сволочь! Тебе говорили, стой у кассы? Почему ушел? Вот тебе, идиот, ублюдок! Вот тебе! — Раздались звуки пощечин и истошный плач ребенка.

Светлана была потрясена разыгравшейся сценой, но тут же почувствовала, что еще более страшное происходит рядом. Она повернула голову к Василию. Он побледнел. В лице не было ни кровинки. Глаза блестели. Кулаки крепко сжимались. Из уст человека, которого она минуту назад готова была боготворить, вырывалось рычание:

— У, курва, бл…!

Ужасны были не сами слова. Вместе с ними выплеснулась грязная волна ожесточения и ненависти. Они наполняли Василия и переливались через край. Казалось, что еще секунда — и он бросится на женщину.

— Вася, остановись, — намеренно тихо сказала Светлана.

Он вздрогнул, схватил ее за руку и со словами «отваливаем отсюда» увлек за собой. Они пробирались по тротуару, полному пешеходов, по Петровке к Кузнецкому Мосту. От хватки Василия было больно. Потом на руке остался синяк. Светлана, подавленная происшедшим, молча следовала за Василием. Около Кузнецкого он столкнулся со встречным пешеходом и от неожиданности выпустил руку. Они стояли на тротуаре. Кругом катился людской поток. Их взгляды встретились. Глаза Василия были смущенные.

— Последнее дело — обижать детей и стариков, — сказал он сокрушенно. — Я увидел, что бьют мальчишку, и потерял голову. Так случалось в лагере. Спасибо, что остановила. Я изувечил бы эту женщину, хотя она ни в чем не виновата. Просто слабый, несчастный человек.

— Не думай сейчас о ней, — ответила Светлана. — Ты понял самое главное, что был не прав. — Главным для Светланы было другое. Она почувствовала, что ожесточение и ненависть, захлестнувшие Василия, не были свойством его души. Он гнал и презирал их, но не знал, как защититься от враждебного нашествия. Желая успокоить Василия, она добавила: — Не терзайся, ты хотел заступиться за слабого так, как это делал в лагере!

— В лагере?! Там Робин Гудов нет. Я если и заступался за кого-то, то это бывало редко. В лагере у человека зубы волчьи, а хвост собачий. Против силы никто не прет. Думаешь, что я так легко полез в драку по благородству? Черта с два! Знал, что не получу сдачи. Мерзость! Пойдем, Света, — добавил он.

Самая прекрасная книга на свете

Молодые люди пересекли Кузнецкий Мост и вышли на Неглинную. Разговор не клеился. Василий изредка бросал ничего не значащие фразы. Светлана думала о приоткрывшейся ей картине лагерного мира и об откровении Василия. Не давали покоя слова, услышанные во время их первой встречи: «тюрьма, страшная и ненавистная», и тон, которым они были сказаны. Вложенное в них чувство говорило сердцу все, но разум требовал объяснений.

Они обогнули Трубную площадь по левой стороне и оказались в начале Цветного бульвара. Дальше их пути расходились.

— Вася, как складывается твоя судьба? Что с учебой? — поинтересовалась Светлана. Предшествующие события помешали узнать об этих житейских делах.

— Я теперь большой придурок. Могу определиться в любой экономический вуз Советского Союза. — В его голосе звучала ирония. — Получил разрешение у министра продолжить образование.

— В какой же институт ты определяешься?

— Да пропади они все пропадом! Экономическое образование вызывает у меня отвращение.

— А что тебе по душе?

— Если бы я мог начать жизнь сначала, то пошел бы в медицинский.

— Вася, это прекрасно! Ты стал бы таким же замечательным врачом, как твоя мама!

— Медицина для меня недоступна.

— Почему?

— Мне не сдать вступительных экзаменов в институт.

— Почему ты так настроен? До экзаменов почти два месяца. За это время можно хорошо подготовиться. В школе ты неплохо учился. Основа знаний имеется.

— Какие знания? Это было давно и неправда. Теперь я маленький деревянный человечек с коротенькими мыслями.

— Ты на себя наговариваешь. Надо собраться и засесть за учебники! — Светлана это умела делать. Занятия в институте и экзаменационная сессия от человека в ее положении требовали немалых усилий.

— Света, не надо меня агитировать! Я лучше всех знаю свои возможности, — отрезал Василий.

Разговор был окончен. Перед тем как расстаться, Светлана сказала:

— Вася, передай, пожалуйста, Ольге Васильевне мои извинения. Я задержала книгу Достоевского. Верну на днях. — Это был третий том сочинений Ф. М. Достоевского издания А. Ф. Маркса с «Записками из Мертвого дома». Светлана брала его почитать у Иголкиных. Хотелось понять, что пережил Василий.

— Светка, — неожиданно спросил он, — какая книга для тебя самая прекрасная на свете?

— «Унесенные ветром», — она не задумывалась в ответе.

— Я даже не слышал такого названия!

— Ее написала Маргарет Митчелл.

— Я ничего не знаю об авторе. Дай почитать твою самую прекрасную книгу!

— Она на английском языке. Русского перевода, кажется, нет[28].