Читаем Записки прижизненно реабилитированного полностью

В этот апрельский день Василий Иголкин еще находился на Медном Руднике. Он готовился к освобождению из лагеря.

Осуществляя свой план, Филя нацелился на парторга Могильщика. Он принялся подкарауливать его у кабинета и как бы невзначай встречать в коридоре. Скоро Ерш удостоился поручения:

— Феликс, ты этим летом опять будешь работать в приемной комиссии!

Поручение было не из приятных. Пропадали каникулы. Но Филя, поломавшись, согласился.

Задача Феликса при работе в приемной комиссии заключалась в «выбивании» с экзамена ненужных абитуриентов. Он считался в этом деле виртуозом. Никто не мог столь ловко поймать экзаменующегося при пользовании шпаргалкой или обвинить в подсказке. Его успех обеспечивался тем, что абитуриенты не ожидали подвоха со стороны улыбчивого и приветливого студента. Случалось, что они сами просили старшего товарища подсказать или передать шпаргалку. Филя шпаргалку брал и, приятно улыбаясь, обращался к абитуриенту:

— Скажите, пожалуйста, как ваша фамилия?

Называлась фамилия, скажем, Хрулев.

— Коллега Хрулев! — Ерш говорил еще более доброжелательно и вежливо. — У нас на экзаменах запрещается пользоваться шпаргалками. Я вынужден пригласить представителя приемной комиссии.

Через минуту абитуриента отстраняли от дальнейшей сдачи экзаменов.

Филя утешал пострадавшего:

— Не огорчайтесь. Вы можете прийти к нам через год.

Феликс видел шпаргалки там, где их не было, и мог обвинить молчавшего как рыба абитуриента в подсказке. Делал он это столь обходительно, что экзаменующийся понимал свое несчастье, лишь оказавшись в коридоре.

В конце июля, перед началом вступительных экзаменов, Рэм Титович назвал Филе с десяток нежелательных абитуриентов и особо выделил одну фамилию:

— Проследи внимательно, не нарушает ли абитуриент Иголкин правила сдачи экзаменов!

Этот Иголкин еврей? — поинтересовался Феликс.

Надо сказать, что Ерш был сам по отцу еврей, но это скрывал. Он писал «русский» и носил фамилию матери. Про отца Филя говорил «погиб на фронте, его не помню». Это было неправдой. Домой капитан Ганопольский заезжал последний раз, когда Феликсу было четырнадцать лет. Отец возвращался из госпиталя на фронт и завез голодной семье продукты, собранные товарищами по палате. Филя помнил семейный ужин и вкус американской свиной тушенки. Консервы открывал отец. Скоро пришла похоронка. Капитан Ганопольский пал смертью храбрых при штурме Кенигсберга. Сын долго скорбел. Он знал, что ему не полакомиться больше свиной тушенкой.

Студент Феликс Ерш охотился за абитуриентами-евреями с таким азартом, которому мог позавидовать любой антисемит. На прямой вопрос Рэма Титовича, заданный несколько лет назад: «А ты сам не жид?» — тот ответил:

— Нет, честное комсомольское!

Могильщик Филину подноготную знал, но не возмутился лживым ответом. Парторг считал Ерша полезным человеком. Он решил: «Не надо его теребить. Пусть Иуда старается!»

— Еще хуже, чем жид, — ответил Рэм Титович на вопрос о национальности Иголкина. — Ворошиловский стрелок! — Парторг одумался и поправился. — Амнистированный бандит! — Голос Рэма Титовича был суровым.

Дело Филе показалось опасным. Он решил действовать с осторожностью.

На экзамене по физике Ершу показали Иголкина, и он начал охоту. Жертва готовилась к ответу в одиночестве за первым столиком в начале аудитории. От других абитуриентов Иголкина отделяло большое расстояние. Они сидели за последними столами в глубине помещения. Возможности обмениваться шпаргалками и вступать в переговоры у Иголкина не было. Филя ходил кругами, приглядываясь и искал, к чему придраться. Неожиданно абитуриент обратился к экзаменатору:

— Я кончил готовиться! Разрешите отвечать?

Филя ушел несолоно хлебавши. Время было упущено.

На следующем экзамене сдавали химию. Филя решил, будет или не будет на то повод, обвинить Иголкина в попытке передать шпаргалку. Но абитуриент его упредил. Говорил он удивительно вежливо:

— Вы маячите перед глазами и мешаете мне сосредоточиться. Отойдите, пожалуйста. Кстати, шпаргалок у меня нет. Не пользуюсь. Могу вывернуть карманы, разумеется, не перед вами, а перед представителями приемной комиссии. — Василий знал от товарищей, за что и как могут погнать с экзаменов. Он почуял инстинктом лагерника, кто перед ним стоит. Смердело стукачом.

Филя смешался, но не выдал себя:

— Простите, пожалуйста, за мою неловкость. Я сейчас же отойду. Желаю вам успеха на экзамене! — Он понял, что натолкнулся на силу, и дрогнул. С таким врагом нельзя было вступать в открытый бой. Оставалось выбирать момент и бить исподтишка.

После экзамена они встретились в коридоре. Ерш остановил Иголкина и сказал:

— От всего сердца поздравляю вас с пятеркой по химии! — Его улыбка была обворожительной.

Ответ для Фили оказался неожиданным:

— Падло, мне твои поздравления нужны как рыбе зонтик и козе баян. Лучше выходи во двор, потолкуем! — Предложение поговорить во дворе означало выяснить отношения в драке.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век глазами очевидца

Записки прижизненно реабилитированного
Записки прижизненно реабилитированного

Эта история о последних годах страшного периода XX века — о времени агонии сталинизма, — человеческом прозрении и хрупких ростках новой жизни.Это правдивый рассказ современника о советском обществе начала 50-х годов и людях того времени. Это история молодого человека, который неожиданно оказался в жерновах репрессивной машины: арест, лубянское следствие, неправедный суд, лагерь смерти и жизнь на воле с волчьим билетом. Но он сумел достойно пройти все круги ада, прошел и не сломался, сохранил человеческое достоинство, добился своего — стал врачом и ученым. Ценой этой победы были потерянная любовь и погубленная молодость. Это роман о любви и о женщине, которая спасла мужчину в равнодушном и жестоком мире. Это XX век на одном из самых крутых поворотов истории России глазами не просто очевидца, но и участника.

Ян Янович Цилинский

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука