Читаем Записки прижизненно реабилитированного полностью

Единственными зелеными пятнами в открывающейся с воздуха унылой панораме были огороды семей лагерной администрации и парк «Сто сорок тополей» в гражданском поселке. Огороды и парк орошались водой, откачивающейся из шахт. Тополя посадили англичане, которые до революции имели на Медном Руднике концессию. Теперь парк находился в ведении рудоуправления и местных поселковых властей. Про аборигенов говорили «хозяин страна», хотя никаких оснований для такого утверждения не было. В тени деревьев, как гриб после дсждя, возник ресторан. Администрация рудоуправления и «хозяин страна» вместе пили горькую, демонстрируя социалистическое единство наций. Тополя шелестели не замолкая. Под эту песню полковник Чеченев нередко вел с руководством рудоуправления деловые переговоры.

<p>Житница Медной империи</p>

Самолет совершил посадку. Начальника Сверхлага встречал начальник всех трех лагерных отделений Медного Рудника подполковник Отвратный. Медный Рудник был житницей Медной империи. Именно здесь в шахтах и карьерах добывалась медная руда. Чеченев бросил на Медный Рудник огромные силы. В трех отделениях лагеря содержались почти 30 тысяч заключенных, занятых непосредственно на добыче руды и на смежных работах. Методом проб и ошибок Чеченев выработал систему, понуждающую заключенных трудиться. Система была не нова — самый обычный кнут и пряник. Свой первый год новый начальник Сверхлага презирал пряник и действовал только кнутом, но не достиг нужной цели. Срок жизни человека на Медном Руднике составлял три-четыре месяца. Убыль рабочей силы не успевала пополняться за счет новых этапов. Производство оголялось. Кроме того, против чрезмерной текучести рабочей силы возражало рудоуправление. Труд шахтера требовал определенных навыков и опыта, которые приходят к человеку лишь со временем.

Преодолев себя и смирившись с неизбежным, Чеченев круто изменил курс. На Медном Руднике был введен шахтерский паек, который давался при выполнении нормы. В каждом лагерном отделении появились новая столовая, кухня, баня-прачечная и пекарня. Для шахтеров нашлась одежда первого срока. Воровство со стороны администрации лагеря снизилось на 35 процентов. Больших жертв начальник Сверхлага от подчиненных добиться не смог. Сплошные двухэтажные нары в бараках, на которых люди лежали впритирку, сменились на двухъярусные деревянные вагонки, изготовленные без единого гвоздя и рассчитанные на четырех человек. Двое заключенных с комфортом располагались внизу и двое наверху. Рядом с вагонками стояли тумбочки. Летом 1951 года на Медном Руднике не осталось ни одного доходяги — старые вымерли или были отправлены в Пустынное, а новые не появлялись. Заключенные теперь жили впроголодь, болели каждую весну цингой, но больше не умирали голодной смертью.

Улучшив питание и быт своих рабов, Чеченев ни на минуту не забывал, что эти отбросы общества должны узнать, что такое настоящая тюрьма. Полковнику не нужно было занимать изобретательности и не требовалось преодолевать себя, когда он ужесточал режим и придумывал новые виды наказания для заключенных.

А они этого заслуживали, и не только за прошлые преступления. По сводкам оперчекистов, в лагере постоянно вынашивались злодейские планы побега, террора в отношении стукачей и администрации, восстания, саботажа и диверсий на производстве. Не умолкала антисоветская агитация. По своей натуре полковник был подозрителен и верил оперчекистам. Особенно страшными казались вражеские планы взрыва шахт. Чеченев боялся, что крупная диверсия обернется для него концом службы. На карьерах и на шахтах хранился запас аммонита, который использовался для отпалки скальной породы и пластов медной руды. Заключенные не имели доступа к взрывчатке, но ее утечка была не исключена. Породу рвали подрывники-вольнонаемные, с большим трудом набранные рудоуправлением из местных ссыльных и спецпереселенцев, а это был ненадежный контингент. Еще ненадежнее казались подрывники-заключенные, которые, несмотря на строжайший запрет Чеченева, иногда временно допускались лагерной администрацией на взрывную работу. Вольнонаемных подрывников не хватало, и администрация принимала неправильное решение, не выдерживая давления со стороны рудоуправления.

Шесть месяцев назад в резиденцию к начальнику Сверхлага без вызова явился начальник режима Медного Рудника майор Пронзительный. Майор спасал свою шкуру, но докладывал нахально и уверенно:

— Пресечена попытка взрыва шахты № 33. Надзиратель Касымов, который помешал преступнику заложить взрывчатку в подъемник, контужен. Сам диверсант, спасаясь от Касымова бегством, подорвется на взрывчатке, которую нес с собой.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век глазами очевидца

Записки прижизненно реабилитированного
Записки прижизненно реабилитированного

Эта история о последних годах страшного периода XX века — о времени агонии сталинизма, — человеческом прозрении и хрупких ростках новой жизни.Это правдивый рассказ современника о советском обществе начала 50-х годов и людях того времени. Это история молодого человека, который неожиданно оказался в жерновах репрессивной машины: арест, лубянское следствие, неправедный суд, лагерь смерти и жизнь на воле с волчьим билетом. Но он сумел достойно пройти все круги ада, прошел и не сломался, сохранил человеческое достоинство, добился своего — стал врачом и ученым. Ценой этой победы были потерянная любовь и погубленная молодость. Это роман о любви и о женщине, которая спасла мужчину в равнодушном и жестоком мире. Это XX век на одном из самых крутых поворотов истории России глазами не просто очевидца, но и участника.

Ян Янович Цилинский

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука