Записки прокурора

Кривель полез в карман, достал мятую пачку папирос.

— Разрешите?

Я кивнул. Он закурил.

— Мы, то есть я и шофёр Самыкин, значит, получили на базе товар. Поехали обратно. По дороге заглянули на хутор Зелёный. Там магазин новый открыли, давно я в него хотел заглянуть… Ну, а после отправились домой… Вот и все.

— И долго вы были в магазине? — спросил я.

— Минут десять, не больше.

— А Самыкин? Он с вами ходил?

— В машине сидел. Товар ведь… — как бы удивился моей недогадливости Кривель.

— Когда вернулись из магазина, пропажу не заметили?

— Не было пропажи, это я точно подтверждаю. Осмотрел, пересчитал…

— Вы больше никуда не заезжали?

— Никуда. — Экспедитор затушил окурок в пепельнице.

— А Ястребов говорит, вы приехали пьяным…

— Пьяный, — усмехнулся Кривель. — Ну, это сильно сказано… Немного выпил, это было. Так сказать, в медицинских целях. На базе проторчали, продрог, как щенок.

— А где пили? — поинтересовался я.

— В машине. В Зеленом прихватил четвертинку. А иначе грипп или ангину подхватил бы…

— Что вы сами думаете по поводу исчезновения драпа?

Кривель вздохнул.

— Не знаю что и подумать. — Он некоторое время помолчал и повторил. — Нет, не знаю, товарищ следователь.

И ещё одна деталь подкупила меня в нем. Когда он уже подписал протокол допроса и я спросил, что за человек Самыкин, Кривель как-то участливо сказал:

— Я его мало знаю, но уверен, Николай тут ни при чем. Конечно, на него легко повесить — был под судом Самыкин. Сидел…

Закончив допрос, я проводил Кривеля до двери.

Самыкин уже ждал в коридоре. Он бросил на экспедитора вопрошающий взгляд, но, увидев меня, суетливо поднялся со стула.

Шофёр был ниже Кривеля, худощав. В промасленной фуфайке, в кирзовых сапогах со сбитыми каблуками. Кепку-восьмиклинку он держал в руках.

Я пригласил его в кабинет, куда он вошёл с опаской и остановился у самой двери.

— Садитесь.

— Спасибо, но я уж как-нибудь постою. Ещё испачкаю вам стулья…

— Устанете, Самыкин, разговор будет долгий, — сказал я.

— А я не тороплюсь, — усмехнулся он, — как сказал один приговорённый к повешению, когда петля соскочила с его шеи…

— Мрачно шутите, Самыкин, — заметил я.

— Что-то ваше учреждение к другому веселью не располагает…

Не понравился он мне сразу. Эти его шуточки-прибауточки.

«Конечно, он украл. А теперь заглушает в себе страх, — подумал я. — Очень уж ему в кабинете следователя не по себе. Нет бы сразу признаться…»

— Значит, сидели, Самыкин? — начал я допрос.

— А что, надо тыкать этим в глаза до гроба? — угрюмо сказал он. — Что Самыкин уже два года не ездит налево, никого не интересует, да? И что не использует машину для поездок к своим зазнобам, как некоторые хорошие вроде Кривеля, не в счёт, значит?

— Во вторник одиннадцатого октября вы куда-нибудь заезжали вместе с Кривелем? — ухватился я за последние слова Самыкина.

— Не думаю, чтобы этот проклятый драп он… — ответил Самыкин.

Но я снова повторил свой вопрос.

— Ездили, — кивнул шофёр. — На железнодорожный разъезд Восточный. Там у Кривеля милашка проживает. Зойка её зовут. Но он просил, чтоб молчок, никому… Борис ведь женат. А жена его прямо волчица. Да что там волчица… Узнает, на месте прихлопнет…

— А к этой Зое вы вместе заходили?

— Да нет. Сначала Борис. Обычно я в машине жду. А в тот раз, когда он от неё возвратился, сказал, чтобы я сходил обогрелся. Продрогли тогда мы крепко… Ну, он остался в машине. А Зойка меня чайком напоила. Вообще-то сердечная она девка…

Отпустив Самыкина, я задумался: кто же мне наврал — Кривель или Самыкин? Как определить? Полагаться на опыт, интуицию и новые доказательства? Что касается опыта, прямо скажем, мне о нем говорить было рано, а интуиция… Тоже похвастать не мог. Нужны другие доказательства. Но где они?

И я снова допросил Кривеля. Но и второй допрос не дал никакой ясности.

Экспедитор не отрицал, что раньше заезжал на разъезд, но одиннадцатого октября, по его словам, они с Самыкиным там не были. О своей «милашке», как выразился о Зое шофёр, Кривель старался не говорить. Я тоже не углублялся в этом направлении.

Оставалось одно — самому побывать на Восточном разъезде.

Я оседлал Земфиру и отправился в путь.

Вдоль насыпи у разъезда шла лесополоса — приземистые деревья и густой кустарник с пожелтевшей осенней листвой. На разъезде дожидался встречного состава товарняк: железная дорога была одноколейной.

Я спешился у маленького кирпичного домика, привязал лошадь к топольку у крыльца и постучал в дверь.

— Вы ко мне? — услышал я сзади женский голос.

К домику подходила женщина в брезентовом плаще с капюшоном, скрывающим почти все лицо.

— Наверное, к вам… Я следователь.

Она достала из-под крыльца ключ, открыла дверь.

— Проходите, пожалуйста.

Через крохотные сени мы прошли в комнату. Хозяйка сняла плащ. Она была невысокого роста, чуть полновата. Мягкий овал лица, серые добрые глаза. Русые волосы собраны сзади в пышный узел. Мне показалось, что в её взгляде промелькнула такая же грустинка, как и у Кривеля.

Мерно тикали ходики, со стены смотрела на меня картина «Письмо с фронта», вырезанная из «Огонька». Мы присели у небольшого стола, покрытого чистой скатертью.