Записки prostitutki Ket

Режиссировал, опять же, сам. Яна устроилась на нем верхом, мне же определилось место тоже сверху, но выше, на его лице (блин, что ж они не бреются?)

Кончил он быстро, весь как-то моментально сдулся, потерял к нам интерес и начал собираться. Хотя вполне мог бы остаться на второй заход. Время позволяло.

А дальше…

А дальше у нас вышел легонький скандальчик. Дядя хотел часть денег назад. Логика была проста, как три копейки.

Ну то есть, за лесбос, мол, оставьте себе все, но пользовал-то только Яну, следовательно, за меня ему надобно вернуть.

Ну, я, значит, так просто, удовольствие получила — он же ж, мол, тоже постарался.

— Ага, щас! — сказали мы с Яной почти что хором и долго рассказывали ему, как и где он неправ.

Через пятнадцать минут он окончательно проникся, понял, что не выйдет, скис, сказал, что больше в жизни не придет и что мы — суки.

— Вот идиоты, а! — задумчиво сказала Яна, когда он наконец-то вымелся за дверь.

Ну что тут скажешь?

Ну… да.

Бизнесмен

Квартирка была убогой. Обои, которые явно не меняли лет тридцать, крашеные скрипучие половицы, раздолбанная мебель и задрипанный палас на полу. Поначалу я даже засомневалась в том, есть ли у обитателя квартиры, который представился Эдиком, деньги, чтобы покупать удовольствие в лице меня, но когда он рассчитался с Сережей, моим таксистом и телохранителем по совместительству, я успокоилась.

Сережа уехал, и мы прошли в комнату.

Если бы я своими глазами не видела таблички с номером квартиры на дверях, я бы подумала, что попала на какой-то склад. В жуткого вида комнатушке вдоль стен были разложены баулы. Они занимали так много места, что почти не оставляли пространства для жизни.

Пожалуй, все, что было ценного в этой квартире — это хозяйский ноутбук да поношенный костюм, висевший на дверце старого серванта.

Кстати, из всей мебели в комнате и были только этот самый сервант, расшатанный диван да два стула, на которые было страшно садиться. Ни шкафа, ни стола в комнате не было.

— Садись, — во весь рот улыбнулся мне Эдик и великодушно указал на диван.

— Миленько, — покривила душой я. Мне нечего было больше сказать.

— Не обращай внимания, — засуетился вдруг он и заявил неожиданно гордо, указав на баулы, — это — товар!

— Аааа! — протянула я и стала стягивать кофточку. В душ решила не идти. Побоялась, что не перенесу вида душевой.

Секс с ним был совершенно обычный, такой, как сотни других моих сексов. Он вяло погладил меня по груди, шлепнул по бедру, отчего я, очевидно, должна была возбудиться, суетливо подергался сверху, пискнул, затих и откатился.

Чутьем я поняла: больше ему и не нужно.

Мы лежали рядом, и я вяло решала: сбежать уже сейчас или полежать с ним остаток оплаченного часа.

— Жениться хочу! — сказал он вдруг. Прозвучало это как-то истерически.

— Женись, — спокойно ответила я и потянулась за сигаретой и пепельницей, попутно рассматривая кандидата в чьи-то мужья.

Он посмотрел на меня с укоризной, будто я совсем не в себе.

— Ну ты че! Где она, а где я?

Да вот уж, действительно. Судя по виду комнаты, в которой он жил, свадьба была страшно далека.

— А где ты? — спросила я скорее для того, чтоб поддержать разговор.

— Ну вот смотри, — начал он монолог, и я поняла, что это надолго, — я приехал из жопы мира… Родился в Гюмри, оттуда уехал в Самару, и вот второй год как в Питере. Это, конечно, шаг.

— Шаг, — согласилась я, и еще раз осмотрела комнатушку, — так а что она-то? Замуж не идет?

— Не идет, — грустно согласился он, — но она передумает!

И вдруг, почти без паузы, мечтательно:

— Она знаешь какая! Красивая! Педагогический закончила, преподает, курсы еще ведет, английского…

— И что, ты тоже английский знаешь? — спросила я скорее для проформы.

— Ну не, ты че, — как-то даже возмутился он, — русский до конца б выучить… У нее квартира большая, прямо на Невском, представляешь?

Закурил, задумался.

— Ну ничего! Я еще раскручусь! У меня, знаешь, жилка есть!

— А чем занимаешься-то? — заинтересованно спросила я. Комнатушка никак не вязалась с жилкой.

— Бизнесом! — гордо сказал он и многозначительно показал глазами на баулы.

— И что в них?

— Сумки! — он подскочил с кровати, подтянул баул и развязал его. — Смотри!

Это был какой-то сумкотрэш. Розовые дольчегабаны с расползающимися нитками в строчках, пахнущие затхлым дермантином красно-желтые шанели с пошарпанными позолоченными цепочками и совсем уж безумные луивитоны со стекляшками, которым Эдик польстил, гордо назвав их «стразами этого, как его, Варовского».

— Слуушай! — ему явно пришла в голову какая-то идея. — Ты же с девочками общаешься, помоги распродать, а? С меня — процент, пять долларов со штуки…

— Боюсь, не распродам, — саркастически хмыкнула я.

Да что там «не распродам»! Я перестала бы общаться с человеком, не постеснявшимся носить такое.

Он сарказма не заметил, и в следующие двадцать минут я узнала дивную историю становления Эдика в большом бизнесе.