Записки простодушного. Жизнь в Москве

С одним из нашей троицы – Лёней Гордоном мы без конца болтали о поэзии и истории. Эрудированный историк, он рассказал нам много интересного, например, о знаменитом немецком учёном Фридрихе Ницше. Во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. он был санитаром, и уже тогда у него, поражённого увиденным, появились первые признаки психического расстройства. В 1880-м, когда ему было всего 36 лет, болезнь резко обострилась, он уже не мог работать, оставил профессуру и последние 20 лет жизни провёл в лечебницах. После ухода Ницше из науки судьбу его трудов взяла в свои руки его сестра и обращалась с ними весьма бесцеремонно. Она опубликовала книгу брата «Так говорил Заратустра». В этой книге, написанной в яркой, афористической манере, излагался миф о сверхчеловеке – существе, могучая воля которого – единственный критерий добра и зла. Этот миф (культ сильной личности) был впоследствии взят на вооружение фашистами. Существует предположение, что такая интерпретация мифа о сверхчеловеке принадлежит не самому Ницше, а его сестре. Интересно, какого мнения придерживается на этот счёт современная наука?

Обычно я ездил на уборку урожая с кем-нибудь из сотрудников Информэлектро – Сашей Сергеевым, Лёней Цинманом, Колей Перцовым. Там труженики села с утра тянулись на заработки в Москву, а мы, москвичи – на их поля, на уборку их урожая.

Райком давал Институту разнарядку – выделить на столько-то дней столько-то человек для работы в таком-то колхозе или совхозе. Я охотно соглашался поехать: может сказывалась крестьянская жилка? Но вот у Лёни Цинмана этой жилки не было, а он тоже обычно не отказывался. Вот и ездили мы чаще всего с ним. Запомнилась одна поездка. В каком-то колхозе около Талдома (север Московской области) устраиваемся в здании школы. В этой же комнате (классе) – работники завода «Серп и молот», человек 15. Прогуливаемся с Лёней по посёлку. Пора спать. Куда там! Наши соседи получили накануне деньги за работу и теперь гуляют с русским размахом: «Наш девиз – Всё пропьём, но родной завод не опозорим!» Просят нас помочь отнести наверх поверженного товарища. А ночь! В большой комнате там пьют, там поют, там играют в карты. А с кем-то случилась небольшая неприятность – прямо в проходе между кроватями. Пригорюнились мы с Лёней: что если так всегда будет? Всё, однако, оказалось не так страшно: деньги у заводских ребят кончились быстро, и дальше было относительно спокойно.

Помню, мы с Лёней прореживали пшеницу. Её при этом поливают каким-то ядовитым составом против вредителей. Местные мужики от этой работы открещивались, боялись, что это скажется на их мужской силе. Мы с Лёней не отказались, и, кажется, не пострадали.

С программистом Сашей Сергеевым мы ездили в подмосковный совхоз недалеко от Бронниц. Как-то возвращаемся с поля. Я предлагаю: «Ну, что, Саша, может, в Бронницы съездим?» Он охотно соглашается: «Едем, что здесь-то торчать?» Поразмыслив, я говорю: «Да знаешь, Саша, неохота что-то ехать, устали!» Он отвечает: «Правильно! А что мотаться-то? Нас и отсюда никто не гонит!». И я вспомнил моего деда – старообрядца Акима Никитьевича (я писал о нём в первой книге моих воспоминаний). Как-то накосили мы с дедом сена, по лесным полянкам, тайком (как же – колхозная собственность! Буквально – собаки на сене!). А тут – затяжные дожди, и погибло наше сено. Чем же корову кормить? А дедушка говорит: «Ну, дак чо, Вова? Чо Бог делат, всё к лучшему!» И это вполне искренне. Пошли домой. Зовёт меня: «Давай-ко, милой сын, вон там, я знаю, земляничник есть, давай ягодками полакомимся!» И вот сейчас, в колхозе, глядя на своего коллегу Сашу, я подумал, что есть ещё в России люди с таким душевным складом, с мудрым отношением к жизни.

А с Колей Перцовым мы на колхозных полях без конца говорили о литературе. Сын известного филолога Виктора Перцова, автора книги «Маяковский. Жизнь и творчество», Коля рассказал о неизвестной мне остроумной книге пародий «Парнас дыбом», написанной в 20-е годы студентами Харьковского университета. Авторы берут известные стишки – «У попа была собака» или «Веверлей»:

Пошёл купаться Веверлей,
оставив дома Доротею.
С собою пару пузырей
берёт он, плавать не умея.
И он нырнул, как только мог,
нырнул он, прямо с головою.
Но голова тяжеле ног,
она осталась под водою.
Жена, узнав про ту беду,
удостовериться хотела,
Но ноги милого в пруду
она, узрев, окаменела.
Прошли века, и пруд заглох,
и поросли травой аллеи,
но всё торчит там пара ног
и остов бедной Доротеи.

– далее в пародической манере показывается, как об этом могли бы писать разные авторы, например, Блок: