Записки простодушного. Жизнь в Москве

Когда я умру,
оставьте дверь на балкон открытой.
Мальчик ест апельсины.
(С балкона его я вижу.)
Жнец срезает колосья.
(С балкона его я слышу.)
Когда я умру, оставьте дверь на балкон открытой.

(Пер. Роберта Похлебкина).

В творчестве Лорки очень сильны цыганские мотивы:

         Начинается плач
гитары.
Разбивается
чаша утра.
         Начинается плач
гитары.
         (…)
О, гитара,
бедная жертва
пяти проворных кинжалов!

— это Гарсиа Лорка в переводе Марины Цветаевой.

Эти стихи переведены также Владимиром Вуличем:

Начинается плач
гитары.
Тихо разбились
Рассвета бокалы.
         Начинается плач
гитары.

— этот перевод мне нравится больше цветаевского.

Стихи Лорки перекликаются со стихами Аполлона Григорьева «Цыганская венгерка»:

         Две гитары зазвенев,
         Жалобно заныли.
         С детства памятный мотив,
         Старый друг мой, ты ли?
Басан, басан, басана́
Басана́та, басана́та,
Ты другому отдана
Без возврата, без возврата…

Листая страницы журнала «Иностранная литература», мы погружались в экзотический мир японской (Кабо Абэ, Акутагава) и латиноамериканской литературы — аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес, Маркесы — трое (!): перуанец Хосе, пуэрториканец Рене, колумбиец Габриэль Гарсиа — автор замечательного романа «Сто лет одиночества».

С большим интересом читали повести бразильского писателя Жоржи Ама́ду («Дона Флора и два её мужа» и другие). Особенно понравилась мне написанная с мягким юмором повесть «Старые моряки», перекликающаяся с романом Альфонса Доде «Тартарен из Тараскона». Советские литературоведы из всех западных (и наших) писателей делали «обличителей буржуазного строя». А герой Жоржи Ама́ду Васко Москозо — просто безобидный выдумщик, поэт в душе, вообразивший себя капитаном. И вдруг ему действительно пришлось командовать судном «Ита»! Всё шло хорошо, поскольку он «доверил» командование старшему помощнику. Однако по прибытии в конечный порт распоряжаться полагалось самомý капитану. На все вопросы («На сколько швартовов зачаливать судно?», «Сколько бросать якорей?», «Сколько тросов?») он отвечал: «Все!». Погода стояла отличная, и все потешались над судном, туго спелёнутым, как младенец, и над его незадачливым капитаном. И вдруг налетела сильнейшая буря. Многие суда затонули или были унесены в открытое море. А «Ита» уцелела, и все восхищались прозорливым капитаном.

Жоржи Ама́ду был видным деятелем бразильской компартии, но затем выступил с заявлением в печати, где говорил, что своей работой в области литературы он надеется принести больше пользы, чем политической деятельностью. И стал автором замечательных повестей, глубоко человечных, отмеченных большим талантом.

Многие наши писатели тоже стояли, как и Ама́ду, перед выбором — литературная или политическая деятельность? Некрасов писал: «Мне борьба мешала быть поэтом, / Песни мне мешали быть бойцом». Скромничает: он преуспел в обоих видах деятельности. Написал замечательные произведения «Мороз, Красный нос», «Орина, мать солдатская», «Кому на Руси жить хорошо», многие его стихи стали песнями («Коробейники», «Тройка» и др.) Но, к великому сожалению, Некрасов преуспел и в политической деятельности, много сделал для возникновения и распространения революционных настроений среди молодёжи. Взывал: «Буря бы грянула, что ли? Чаша с краями полна». И она грянула в октябре 1917-го…

Любимой нашей газетой была «Литературная газета». В «застойные» 60–70-е её украшением была юмористическая 13-я страница, в частности сатирический образ писателя Евгения Сазонова — великого «душелюба и людоведа», шутки Пантелеймона Корякина:

[Застойные годы. Призывы на заводских плакатах]:

Выполним — перевыполним… Догоним — перегоним… Сделаем — переделаем… Добьёмся — перебьёмся...

Или вот ещё пародия на советскую журналистику:

С богатой добычей вернулся в родное стойбище охотник Черттезнаев. Каково же было удивление 60-летнего охотника, когда оказалось, что мех двух убитых им лисиц — искусственный! Это уже не первый случай отстрела в Якутии лисиц с искусственным мехом.