Засим детки, не подозревая, что закаленный в боях с капиталом С. В. Клячко скроил этот замечательный стишок из древней песенки: «Кто вас, детки, крепко любит? Кто вас, детки, приголубит? Мама дорогая!», исполняют следующий красный опус под названием: «Песенка без конца»:
И так далее. Судя по названию, можно топать без конца.
Гражданин С. В. Клячко! Представьте себе на минуту, что вы не С. В. Клячко, что вам только три года, что вы еще ребенок, не искушенный в халтуре.
И вот к вам приходит дядя Музсектор и заставляет вас топать ножками туда-сюда.
Вы, конечно, топали бы, выкрикивая при этом непонятные маленьким детям слова о республике труда. Но можно поручиться, что вам не понравился бы этот Музсектор. И вы первый сказали бы:
– Музсектор – бяка! И Клячко – бяка! И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УЧЕНЫЙ СОВЕТ, который разрешил ему эту халтуру, тоже большая БЯКА!
Государственный ученый совет (ГУС) не всегда добр. Вообще говоря, он довольно суров к детским книгам.
Отзывы гусовских рецензентов (и они решают судьбу книги) пишутся в необыкновенно капризных, иногда просто непонятных выражениях. Преобладающий стиль – канцелярский. Речь идет о книжке А. Введенского «Кошка»:
Ярко дана бездомная кошка с ее установкой. Рассказ вызовет самое положительное отношение к кошке.
Кошку с какой‐то установкой сменяют туманные, невнятные рецензии о сказках «Во-первых и во‐вторых» и «Железная дорога»:
Не выпячены в достаточной степени неясности положений… Всё стихотворение основано на динамике и рассуждениях.
На книжку инженера Ильина «Вездеход» дана рецензия– ребус:
Знаем также, что сейчас, благодаря ежеминутно усложняющимся мировым конъюнктурам, момент особо острого выяснения классовых задач пролетариата, задач борьбы – и если перспективы вездеходства могут ко-
го‐то утешить, успокоить, подменить собой задачи борьбы, это тоже, конечно, нежелательно.
После этого нелепого заявления, что книга о прогрессе и перспективах техники подменяет задачи классовой борьбы, ничуть не удивительна судьба рассказов Эдгара По. С гениальным писателем расправа была коротка:
Запутанная тяжеловесная фабула. Растянутое изложение. Ненужные отступления. Тяжелый язык.
Рассказы, что и говорить, дрянцо! «Золотой жук», «Система доктора Деготь», «Очки», «Лягушонок», «Спуск в Мальштрем». Ясно, что «штампа секции на эти рассказы не следует давать ни в коем случае».
О книге «Путешествие в Крым» отзыв написан не только игривый, но и нагловатый:
А мы‐то, олухи, и не знали, что так просто поехать в Крым!
Чтобы детская литература не захирела, нужно устроиться так. Не допускать к рецензированию людей:
1. Неумных,
2. Малограмотных.
Кроме того, распубликовать для всеобщего сведения имена авторов изречений о бездомной кошке и Эдгаре По.
И ЧУДАК обращается с просьбой ко всем учреждениям и организациям оказать должное содействие в поимке рецензентов.
И случилось так, что перед репертуарной комиссией предстал для исполнения своего номера работник эстрады, автор-юморист.
На пианино сыграли отыгрыш. Работник эстрады, притопывая ножками и победоносно поглядывая по сторонам, спел свои куплеты, нечто очень глупое и непонятное.
– Что это такое вы пели? – спросила удивленная комиссия.
– Как что? – возопил автор-юморист. – Сатирка! Сатира. – На кого?
– На наркома.
И работник эстрады приложил ладонь ребром к животу, что значило: «Ну, как вы не понимаете? Ну, на этого наркома… с бородой до пупа!» – На какого наркома?
– На Луначарского! – гордо ответил работник эстрады.
Он считал, что блестяще знает советский быт, и никак не мог понять, почему его номер все‐таки забраковали.
Но он не пал духом, не приуныл, не положил зубов на полку, не повесил носа. Недавно перед киевским реперткомом скакал и пел куплеты некий сатирик:
Когда утих гром музыки, репертком спросил:
– Это по какому же поводу куплеты?
– К одиннадцатой годовщине Октября! – гордо ответил автор-плясун.
Нет, гениальный сатирик не пал духом, хотя уже чувствуется в нем какой‐то надлом. После неудачных попыток подвязать окладистую бороду Луначарскому и поздравить умершего два года назад Красина он приготовил новый номер:
Чувствуется в этих стихах какой‐то лирический надлом, печальная песнь угнетенного невежества.