Пока я переходила от уверенности к новым сомнениям, решая трудную задачу, жена Малова не давала мне покоя. Она донимала меня расспросами, советами, требовала ежедневных свиданий с больным, немедленного диагноза, особенного лечения, в котором, по ее мнению, нуждался муж. Отрицание у мужа психической болезни мной, лечащим врачом, ее не удовлетворило. Она рассуждала по-обывательски, плач, стоны были для нее бесспорными признаками сумасшествия. И сама она проявляла крайнюю неуравновешенность. Я пояснила ей, что окончательный диагноз теперь ясен. У Бориса Николаевича шизофрении нет, но есть нервная психогенная реакция на какую-то неблагоприятную ситуацию.
Жена больного возмутилась и стала серьезно мне мешать. Особенно наседала она на меня в период голодовки Малова. Врываясь ко мне в кабинет, она кричала угрожающе:
— Вы должны знать, что мой муж ценнейший человек. Его жизнь дорога государству. Я сообщу о том, что он умирает с голоду.
— Но Борис Николаевич пьет куриный бульон из ваших рук, — заметила я.
— Какое бездушие! — крикнула она и выбежала из кабинета. — Я требую консультации лучших профессоров!
Жена Малова, наконец, добилась консилиума профессоров Москвы.
В психиатрии, как и в других областях медицины встречаются болезни стойкие, хронические и болезни кратковременные, острые. Стойкие болезни, как правило, сопровождаются глубокими анатомическими изменениями. Роль врача в таких случаях сводится к облегчению страданий, к улучшению деятельности организма, к возможному продлению жизни.
Но значительный контингент больных относится к страдающим так называемыми психогенными реакциями. Что же такое «психогенные реакции»? Это целая группа болезней различного происхождения, течения, имеющих между собой одно сходство: они возникают или внезапно в результате какого-либо жизненного потрясения, психической травмы, шока, или медленно вследствие постепенного наслоения невзгод.
У подавляющего большинства людей даже в этих случаях никаких психозов не бывает. Допустим, что ночью в доме случился пожар. Женщина, поддавшись внезапному страху, вскакивает с постели, выбегает на улицу и вдруг вспоминает, что в доме остался ее ребенок. Но бежать обратно уже поздно, дом охвачен пламенем. Ребенок погибает. Это большое горе, и каждая мать будет потрясена им.
Но люди переживают свои страдания по-разному. Попадаются и такие, которых подобные события выводят из равновесия. Сознание несчастья, особенно своей вины, так нестерпимо, что в психической жизни остается тяжелый, иногда длительный след.
Выявить конкретную причину такого заболевания и найти способ восстановить душевный покой больного, заставить его выздороветь — вот главная задача врача-психиатра. Конечно, человека упрекать в трусости трудно.
Смелость и отвага не родятся вместе с человеком. Эти качества вырабатывает жизненный опыт, и основным стимулом к преодолению страха является чувство долга, патриотизм.
Уверившись, что причиной болезни Малова был страх, я разработала план лечения. Мне казалось, что для успешного исхода его следует обратиться к чувству патриотизма больного.
Каждый день я осторожно беседовала с Маловым то о новых успехах нашей армии, то о тяжелом положении на отдельных фронтах. Как бы случайно включалось радио, сообщающее о ходе войны. Малов, конечно, не понимал цели таких разговоров, но постепенно поведение его стало меняться к лучшему.
В то время я эти результаты объясняла только методом своего лечения. Но после я поняла, что слишком много приписывала себе, не учитывая в характере Малова одной черты — его повышенной внушаемости. Оттого ежедневные разговоры и действовали так целебно на больного. Хорошо подействовал и метод лечения сном, который я применила по совету профессоров. Нервный «срыв» под влиянием длительного сна сгладился.
Малов стал выздоравливать.
Находясь уже на правильном пути, я упустила еще одно существенное соображение, а именно, подробно расспросить жену больного о его отношении к военной службе. Теперь («лучше поздно, чем никогда») я начала выяснять. И неожиданно выяснила самое главное: что отправлявшиеся на фронт близкие друзья и сослуживцы Малова усиленно звали его с собой и даже записали в народное ополчение, но… он заболел.
— Но почему вас так интересует этот вопрос, и какое отношение это имеет к его болезни? — недоумевала жена больного.
— Так, просто. Большое спасибо! — пожалуй, слишком горячо сказала я.
Она, кажется, ушла удивленной. Теперь все было ясно. С еще большей энергией я стала продолжать целительные беседы с Маловым на военные темы. Мы говорили также о зверствах гитлеровцев, об их гнусных теориях… Мы вспоминали великие социалистические достижения нашей Родины и пришли к выводу, что советские люди обязательно завоюют победу.
Вскоре Малов выздоровел и выписался из больницы.
Спустя год я оказалась на фронте. В госпитале, куда я прибыла после мобилизации, мне была поручена палата.