Закоренелый холостяк познакомился с матерью Нины, она ему понравилась. Однако «настоящее объяснение» он все откладывал со дня на день. Наконец день этот наступил. Торжественное настроение захватило Аркадия Григорьевича, как мощная теплая волна. Он ехал в трамвае и думал о том, что в выходной день на карнавале, где-нибудь в парке, под большим деревом он назовет чудесную девушку с синими глазами своей.
Трамвай грохотал, а Аркадий Григорьевич думал о Нине, о будущем. Его мысли витали в облаках. Он не заметил, что Нина стоит сзади него и с нетерпением ждет, чтобы он оглянулся. Какая удивительная случайность.
— Гражданин, берите билет, — напомнила молодая кондукторша с сердитым лицом.
— Пожалуйста, — сказал Аркадий Григорьевич, и, немного порывшись в аккуратном кожаном кошельке, подал деньги.
Нина видела лицо Аркадия Григорьевича. Она знала — он думает о ней.
— Получите сдачу и билеты, — громко произнесла кондукторша.
— Какую мелочь набрала, — недовольно проговорил Аркадий Григорьевич.
С легким замиранием сердца Нина ожидала, что доцент быстро положит деньги в карман и обернется к ней.
— Боже мой, сплошная мелочь!..
Аркадий Григорьевич сунул билет в карман пиджака, переложил деньги в левую руку, стал их считать.
Пятнадцать… семнадцать… двадцать одна… тридцать… сорок две…
Нина с недоумением смотрела на человека, который совсем недавно преподнес ей такой дорогой букет, а теперь мучительно долго отсчитывает копейки.
Нина облегченно вздохнула, когда Аркадий Григорьевич, наконец, взял последнюю монету в правую руку. Однако он не спрятал деньги, а обратился к кондукторше…
— Милая, в сдаче не хватает пятнадцати копеек… Это нечестно…
— А вы посчитайте лучше…
Аркадий Григорьевич, недовольно покачав головой, что-то сказал на тему о нечестных кондукторах и принялся снова пересчитывать сдачу.
— Ну, что, гражданин, убедились?
— Извините…. сдача правильная… — несколько смутившись, ответил Аркадий Григорьевич.
— Интеллигентным еще считается… Не доверяет… Да где это видно? — ворчала сердитая кондукторша.
И долго еще слышался ее недовольный голос. Аркадий Григорьевич оглянулся и увидел Нину. Радость встречи заслонила смущение.
— Так в выходной вместе на карнавал! — повеселевшим тоном спросил Аркадий Григорьевич.
Нина прямо посмотрела ему в глаза и устало, без улыбки сказала:
— Будущее покажет…
Сухо пожав руку недоумевающего доцента, девушка скрылась в станции метро. Больше они не встретились.
Сосницкий обратился в психоневрологический диспансер по поводу бессонницы и стал моим пациентом. Расспрашивая его и Нину, которую мне удалось разыскать, я и узнала всю эту историю.
Помнится, писатель Л. Андреев говорил: мелочь тем и отвратительна, что она мелочь, что в одну коробку ее улягутся тысячи, что нет уголка в жизни, куда бы она не была напихана. Умирают и родятся люди только раз, а мозоли носят на ногах десятки лет… И если человек не сумеет отвести мелочи ее надлежащее место, поддается ей, а поддавшись, сделает ее своим господином, он превращается в самое жалкое и нелепое существо в мире.
Перспектива
Леонид Нежин был красивым, здоровым юношей. Живость характера и незаурядные способности, по мнению профессоров, сулили ему прекрасное будущее.
Но вдруг на студента Нежина одно за другим посыпались несчастья…
…Его отца, декана университета, неожиданно разбил паралич. Через пять дней больной умер. От глубокого нервного потрясения слегла мать. Сам Леонид во время похорон отца простудился и перенес крупозное воспаление легких. Долго он не мог оправиться, с трудом передвигался, был угнетен, вял, по ночам не спал от горестных мыслей. Половину учебного года проболел, потом врачи посоветовали ему отдохнуть. Мать буквально силой повела сына к профессору. После долгого осмотра профессор объявил:
— Вам, молодой человек, необходимо беречь свое сердце. Учитесь, но не напрягайтесь. Осторожность и предусмотрительность во всем должны быть вашим девизом.
Началась «жизнь больного». Мать, обожавшая сына, свято выполняла советы профессора. От Леонида искусственно отстранялось все, что, по мнению матери, могло повредить здоровью: ему запрещалось ходить, пить вволю чай, напрягаться над решением сложных задач и даже (!) долго оставаться на свежем воздухе. Казалось, что все несет с собой опасность. Время от времени Леонид прерывал учебу и снова подвергался анализам, делал уколы, соблюдал строжайший режим.
Наконец, он кое-как закончил физико-математический факультет. Ожидания профессоров не оправдались. Ничего особенного из многообещающего студента не вышло. Он стал заурядным преподавателем физики. О большем нечего было и думать. Мешала болезнь.
— Леня! Ты опять сидишь больше положенного. Милый, тебе это вредно.
Больной молча покорялся. Однако иногда он протестовал, и тогда снова, как в былые времена, раскладывал перед собой дорогие сердцу записи, и мысли летели легко и свободно.