Записки психиатра

Пребывание в психиатрической больнице считается каким-то «пятном» в биографии, которое долго не могут забыть окружающие люди, а потому и сам больной. Вот причина невежливости моего бывшего больного. Он воздержался от приветствия. Ему казалось, что если он поздоровается с врачом-психиатром, то все его знакомые поймут, что он «был сумасшедшим».

А разве не бывает так: придет человек из больницы, в которой лечат нервы и психику, а люди в быту и на работе, смотришь, вдруг ни с того ни с сего, изменили доброе отношение к человеку.

«Симулянт» скончался

Старший врач Иван Сергеевич Бронников после работы не спешил домой. Он узнал, что я дежурю, пришел ко мне в приемный покой выкурить трубку и «покалякать», как он говорил.

В полумраке комнаты медленно плыли, незаметно рассеиваясь, туманные колечки. Иван Сергеевич продолжал говорить и дымить своей трубкой.

— Было это еще до революции… Я тогда служил ординатором в госпитале. Сижу однажды в кабинете и думаю: «Какой я хороший врач, как ловко выявил сегодня симулянта… Мало сказать „выявил“, но еще и отчитал по пятое число, чтобы неповадно было симулировать…». Только я закурил и начал пускать кольца, а пускал я их замечательно, входит фельдшер, бледный такой, губы дрожат… Вытянулся «во фрунт», отдал честь и отрапортовал:

— Ваше благородие, симулянт скончался!

— Как! — вскочил я. — Не может быть!

— В сарае на балке висит, ваше благородие.

Иван Сергеевич пустил одно из своих замечательных колец.

— А не угодно ли вам послушать еще более поучительный случай? — не давая мне опомниться, предложил Иван Сергеевич.

— Пожалуйста, — ответила я, чувствуя, как по спине у меня забегали мурашки.

— Должен вам сказать, что ошибки в нашей практике имеют место и не всегда забываются… — Иван Сергеевич поудобнее сел, продолжая дымить своей трубкой.

— Было это незадолго до Великой Октябрьской революции в бытность мою дежурным врачом здесь, в бывшей Преображенской, а теперь, — он указал на стены кабинета, — Первой московской психиатрической больнице. Доставили сюда кассиршу из магазина Филиппова. Надо вам заметить, что прежде в целой России таких калачей не пекли, как у Филиппова… пальчики оближешь… — Старый доктор выдохнул целое облако дыма и задумался. — Так вот, извольте слушать дальше. Сидела эта кассирша в приемной с блуждающим рассеянным взглядом, была бледна и говорила, что у нее во всем теле боли и начинается паралич. Выяснил я, что кассирша — вдова, сорока одного года, ее отец умер от алкоголизма, а сама она заболела после того, как была обнаружена недостача денег в кассе. — Иван Сергеевич отложил трубку и медленно стал крутить свои пушистые усы. — Надо вам сказать, что заболевание показалось мне интересным, да и сама больная была красоты редкой… Смоляные косы, большие черные глаза. Только раз в жизни видел я подобную женщину, — не то мечтательно, не то с сожалением заметил Иван Сергеевич. И уже перешел на тон беспристрастного рассказчика.

— Ввиду особенности заболевания ординатор через некоторое время демонстрировал больную на научной конференции врачей и профессоров. Из истории болезни и полученных объективных сведений стало известно, что эта женщина прежде была здорова. Месяц тому назад из ее квартиры исчезла, а через некоторое время возвратилась ее кошка.

Она почему-то была беспокойна, укусила и поцарапала хозяйку и, снова исчезнув, уже больше не возвращалась. После этого случая у кассирши наблюдалось небольшое повышение температуры и, как говорили соседи, «грусть о домашнем друге» — о пропавшей кошке.

Больная была человеком общительным, жизнерадостным и заболела сразу после обнаруженной у нее в кассе недостачи денег. Конечно, при желании кассирша покрыла бы эту недостачу из своего жалованья в три-четыре месяца, но, видимо, она опасалась хозяина магазина. Все казалось ясным… Красивая, веселая вдова любит погулять и тратит денег больше, чем зарабатывает…

— А как она себя вела на конференции? — перебила я.

— Как и надо было ожидать! Вошла медленно, тяжело, словно на ногах у нее были гири.

«Почему вы так ходите»? — спросил ее профессор.

— У меня па-па-ра-ли-зованы но-ги.

— Но мне известно, что невропатолог не нашел никаких органических отклонений, которые свидетельствовали бы о параличе.

— Я не знаю.

— Что же вас беспокоит? Чем вы больны?

— Мен-я уку-куси-ла мо-моя сиби-ир-ская ко-шка и теперь сердце сильно бьется.

— Должен я вам сказать, — продолжал Иван Сергеевич, — что кассирша каждый раз производила на меня другое впечатление. Вот она вдруг выкатила глаза и, с трудом глотая воздух, прижала руки к груди.

— Выпейте воды! — предложил профессор.

— Не… Не… могу…

— Выпейте!

Больная взяла в руки стакан и попробовала сделать глоток. Я увидел, как она покраснела, словно ее душили спазмы, и с видимым страхом поставила стакан на стол.

— Не могу… Вот… опять начинается, — сказала она невнятно и, что делают иногда истеричные и симулянты, стала таращить глаза и в яростном возбуждении, как бы страшась чего-то, рванулась к двери, но была удержана сестрой.