Крепыш с интересом наблюдает за мной. Когда мой взгляд останавливается на тяжелом столе из дорогих пород дерева, он, как заправский и гостеприимный хозяин, объясняет, что за аккуратными круглыми пробочками в массивном корпусе когда-то скрывались встроенные в стол, на случай непредвиденного поведения посетителей, пулеметы. Немец объясняет, что вообще-то безопасность – это пунктик, идефикс его соотечественников. С этим я соглашаюсь, хотя многое из вышесказанного внушает определенные сомнения. Но крепыш настойчиво убеждает меня в абсолютном соответствии истине всего, что он мне поведал. Причем с таким видом, будто мне несказанно повезло. Однако, судя по всему, возможность
Разговор постепенно перемещается в историческую плоскость. Теперь мои собеседники стараются придать ему совершенно иной характер, чтобы сгладить впечатление агрессии и предвзятости, возникшее в ходе предыдущего общения. В их словах сквозит дружеская интонация, манера выражаться осторожно-предупредительная. Собеседники явно отрабатывают протокольные формы свертывания не получившейся «
Наконец мы завершаем разговор. Мои собеседники начинают расшаркиваться и как бы невзначай приносить извинения в связи со столь нелепым недоразумением, которое, к счастью, так хорошо разрешилось. Теперь они готовы к продолжению совместной работы. Конечно, не сегодня, ведь уже достаточно поздно, а так, в другое время – всегда пожалуйста. Ну просто идеал радушия и гостеприимства. На часах уже семь вечера.
Мы долго спускаемся по запутанным лестницам, идем по длинным коридорам и внезапно оказываемся в том же холле, с которого утром началась эта эпопея. Алексей, измученный, с осунувшимся лицом, встречает меня усталой улыбкой и вздохом облегчения. Нам приносят еще раз
Нас охватывают прохлада летнего августовского вечера и неповторимое чувство свободы. Алексей спрашивает, почему я отказался от доставки домой. Пропустив его слова мимо ушей, я даю команду следовать за мной и не задавать дурацких вопросов. Переводчик пожимает плечами, но послушно выполняет приказ. Мы подходим к переходу и ожидаем переключения сигнала светофора. Мой взгляд скользит по площади, на которую выходят несколько улиц и переулков.
Неподалеку я замечаю маленькое кафе-кондитерскую, одно из великого множества подобных, типично европейских заведений. Загорается зеленый свет, и мы переходим улицу, направляясь к столикам кафе. Алексей недоуменно крутит головой, занимает место за указанным мной столиком и с удивлением смотрит на меня, когда я делаю заказ. Вскоре на столике появляются две чашечки кофе, пара свежих бутербродов с ветчиной, сыром и листиками салата и две нетипичные для европейцев порции коньяка.
Алексей, подчиняясь моей настойчивой, больше напоминающей приказ просьбе, выпивает коньяк. Вскоре его бледные щеки покрываются румянцем. Он расслабляется и с удовольствием набрасывается на еду, не переставая рассказывать о неимоверно затянувшемся ожидании, о чувстве одиночества, о боязни негативных последствий нашего визита и предполагаемых осложнениях на дипломатическом поприще. Он говорит и говорит, не умолкая. Ему сейчас необходимо выплеснуть все, что накопилось внутри, чтобы поскорее освободиться от этого малоприятного груза.
Я слушаю его краем уха и внимательно наблюдаю за происходящим на площади. Вот трое типичных бюргеров рассаживаются за столиками нашего кафе в соответствии с
Мы завершаем трапезу, расплачиваемся и дефилируем по улице мимо припаркованного «мерседеса». Водитель провожает нас знакомой улыбкой, как, впрочем, и трое бюргеров. Ну что ж, у каждого своя работа. Мы с Алексеем прогулочным шагом направляемся в сторону центра. Переводчик болееменее успокоился, коньяк делает свое благое дело. Через два квартала нас обгоняет тот самый улыбчивый водитель на белом «мерседесе». Чуть притормозив, он сворачивает на перекрестке, а затем, уверенно набирая скорость, растворяется в автомобильном потоке. Мы подходим к стоянке такси, садимся в очередную машину и отправляемся на Унтер-ден-линден, знаменитую улицу под липами.