Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Мы встречаемся в давно известном нам месте уже много лет. Множество раз местные кафе и рестораны меняли свое название, но мы так же постоянно встречаемся на том месте, которое связано с нашим далеким детством и теми переживаниями, которые раз и навсегда связали наши судьбы незримой, но такой чуткой нитью. Двое мужчин молча сидят за столиком и просто рассматривают друг друга, изредка обмениваясь незначительными фразами. Этот ритуал продолжается уже больше четверти века и будет продолжаться столько, сколько нам суждено прожить. Это наш закрытый внутренний мир, в котором не требуется слов и жестов, а есть только пережитые чувства и эмоции. Мы прекрасно понимаем друг друга и без слов. А память сама переносит нас в те уже достаточно далекие по меркам человеческой жизни времена. Жаркая память…

Тропинка в африканском буше уже не вилась между населенными всякой опасной нечистью кустами, а постепенно превратилась в широкую тропу, которая вскоре пересекла грунтовую, раскатанную колесами бесчисленных грузовиков и утрамбованную множеством ног дорогу. Проводник и два его помощника внезапно остановились и почти одновременно прыгнули с проезжей части на обочину, словно на них бежал яростный, но подслеповатый носорог. И без того широкие ноздри африканцев раздувались в эмоциональном порыве. Еще мгновение, и их черные, покрытые пылью спины скрылись в густых зарослях кустарника.

Двое обросших и грязных европейцев, один высокий, другой пониже, взяв автоматы на изготовку, с шумом ломанулись сквозь ненавистно-спасительные заросли, так до конца и не поняв, где находится источник угрозы и что она из себя представляет. Время застыло, словно жаркое африканское солнце в зените. Но прошло всего несколько минут, и вдали послышался шум мотора. Еще через несколько минут стало отчетливо слышно, что приближается военный грузовик, а пыльное облако только подтвердило то, что расслышало ухо. Камуфлированный КрАЗ с несколькими десятками вооруженных «калашниковым» военнослужащих неторопливо проследовал мимо и скрылся. Африканцы уже стояли на дороге, ожидая своих бестолковых и неповоротливых белых нанимателей, которые с трудом выбрались из зарослей и зашагали в направлении, указанном взмахом руки проводника.

– Во, Борисыч, блин, чутье зверское у «арапов Петра Великого». Нам бы такие способности, так мои волкодавы бы на вес золота ценились, – проговорил русоволосый крепыш с болезненно-изможденным лицом и запавшими от усталости голубыми глазами.

Он медленно ковылял, опираясь на плечо своего товарища. Тот невесело улыбнулся в ответ и, почесав густую щетину, с ненавистью взглянул на палящее солнце:

– Тебя, Валерка, вместе со всеми твоими парнями никогда не будут ценить на вес золота, хотя реально вы стоите намного дороже. Но – одноразовые вы, как презервативы. В этом суть проблемы. А презервативы, они и в Африке презервативы. Где же ты видел, чтобы вас ценили?

– Ну ты опять свою буржуйскую шарманку завел. Это вы у нас такие избранные, белая кость и голубая кровь. А мы просто холопы у барина-боярина. Сноб ты буржуйский, Борисыч, хотя и наш в доску.

– Топай, Аника-воин, а то смотри, не дойдем сегодня до базы, опять сутки потеряем с твоим приступом.

Валерка, соглашаясь, устало мотнул головой и, поправив автомат на плече, поволок ноги дальше, стараясь успевать в ногу с более высоким попутчиком. Сухощавые, с мускулистыми, натренированными телами, чернокожие проводники, мягко ступая, словно бы не шли, а плыли в жарком мареве, упорно вели за собой этих агрессивно-неуклюжих и таких уязвимых на африканских просторах белых мужчин.

Ноги нещадно ныли, и каждый шаг давался с большим трудом. Останавливаться было крайне нежелательно, потому что после каждой остановки было нестерпимо тяжело заставить себя продолжить движение. Оставалось совсем немного, и от этого было многократно тяжелее. Сбитые и изуродованные, взопревшие от жары и больные от антисанитарии ноги, словно саботажники, старались причинить хозяевам как можно больше не удобств. На зубах скрипел песок, от которого просто некуда было спрятаться…

Группа десантировалась с борта корабля по шторм-трапу, который, словно тонкая ниточка, завис над морскими волнами. Морпехи с ловкостью цирковых акробатов даже не пробежали по нему, а съехали, как по ледяной горке. Я осторожно ступаю на край трапа, и он начинает подо мной гулять. Два с половиной десятка человек внимательно наблюдают за моим эквилибром с берега.

Страх блокирует движения, делая их неуверенными и скованно-неуклюжими. Собираю волю в кулак и, как на учебных сборах, оставшуюся половину пути бегу трусцой, стараясь не раскачивать и без того слишком подвижный и шаткий трап. Наконец ноги ступают на твердую почву. Делаю несколько уверенных шагов. Парни кривят рты в ухмылке – вот «сухопутная калоша», добрался-таки до берега наконец. Им смешны мои неуверенные и неловкие движения, и они конечно же правы: я действительно представляю собой забавное зрелище.