Время подошло быстро. Мы начали продвигаться по нейтральной полосе, ориентируясь на левый угол квадратной рощи. В операции кроме нас участвуют, конечно, и артиллеристы. Они приготовились в любое время прикрыть нас. Но сейчас это преждевременно. Мы стремимся как можно быстрее подползти к позициям гитлеровцев. Ползем то по-пластунски, то на четвереньках, до крови натирая колени.
Ползти оставалось недалеко. Над нейтральной полосой нависла мертвая, скованная морозом тишина. И нам она казалась подозрительной. Но вот ее нарушили стрелки: слева захлопали винтовочные выстрелы. Это – начало операции.
И сейчас же передний край немцев задышал огнем – траекториями и целыми пучками светящихся трассирующих пуль. Откуда-то из-за квадратной рощи и деревни Федосеевки ударили фашистские орудия, завыли шестиствольные минометы. Грохнули первые взрывы.
– За мной! – крикнул Близниченко, и разведчики очутились в воронках. Я лежу рядом с Егором. Осторожно поднимаем из воронки головы.
«Нейтралка» осветилась сплошным светом: над нами вист ракеты, и мы хорошо видим немецкую траншею и суетящихся в ней гитлеровцев. Но бросок в траншею сделать не удалось: не успели. Град свинца прижал разведчиков и стрелков к земле. Мороз заползал под маскхалаты.
– Наблюдать за противником, – приказал Близниченко. – Точно засекать огневые точки.
Перед глазами по-прежнему ярко и четко вырисовывалась упруго дышащая огнем, местами изломанная линия переднего края немцев. Мы отмечаем огневые точки и тут же, по цепочке, передаем все, Что заметили, Близниченко. Он торопливо наносит наши данные на крупномасштабную карту. Мы уже не чувствуем холода. Так бывает всегда, когда сам понимаешь: дело, которое ты делаешь, – нужное и делается оно хорошо и правильно. Мы засекаем все новые и новые огневые точки врага, а Близниченко передает наши сведения по телефону в тыл. И вдруг – громкий голос Шолохова:
– Егор, смотри, вон разрыв огневой ленты.
– Это стык, – утвердительно сказал Близниченко и придвинулся к телефонному аппарату. – Восемнадцатый? Правее рощи вижу стык. Что говорите?.. Ясно.
Командир, положив трубку полевого телефона, внимательно осмотрел нас и тихо сказал:
– Приказано во что бы то ни стало достать «языка».
– Где его взять, – заворчал прижавшийся к снегу маленький, юркий, с монгольским прищуром глаз Кара-бердин. – «Языки» на нейтралке не валяются.
– Там, в стыке, на фланге, – повторил Близниченко приказание Неботова и чуть улыбнулся. – Может, и завалялся…
Мы начали выдвижение. Усталость брала свое. Двигаться страшно тяжело. Наконец добрались до ложбинки, поросшей мелким кустарником, заросли которого тянулись к роще. Прошло полчаса. Наша артиллерия усилила огонь. Небо над нейтральной полосой наполнилось клокотаньем, воем мин и снарядов. Снежный наст вокруг покрылся сплошными воронками.
Чтобы не быть обнаруженными, мы старались проползать мимо черных плешин – воронок: ведь мы в белых халатах. Погода благоприятствовала нам: ветер дул в нашу сторону. Мы выбрались на кукурузное поле и прислушались. И вдруг – ветер донес скрип снега и чей-то голос. Напрягаем зрение и слух.
Кругом темнота, ничего не видно: поземка сечет глаза. Влево от нас по-прежнему идет бой. А что здесь? Западня, ловушка? Почему молчат немцы справа?
– Выжидают, проклятые, – сказал кто-то из разведчиков.
– Поспешных выводов не делать, – предупредил Близниченко. – Усилить наблюдение.
Скрип снега слышался все отчетливее. Стало понятно: люди идут со стороны квадратной рощи. Но сколько их и кто они? Немцы или наши стрелки, прорвавшие оборону? Неясность сковала инициативу Близниченко, мешала правильно и быстро принять решение.
– Ребята! – встревоженно шепнул Карабердин. – Смотрите, мы лежим на минном поле.
Осторожно прощупывая вокруг себя снег, я посмотрел в сторону, куда Карабердин указал рукой. Перед моими глазами в темноте вырисовывалась продолговатая дощечка с надписью: «Минен!»
Боясь выдать себя, мы неподвижно лежали на снегу, затаив дыхание и ловя каждый звук. Вокруг нас из-под снега торчали кукурузные будылья. К ним привязаны тоненькие проволочки. Под тяжестью снега они натянулись до предела. Стоит кому-нибудь задеть проволочку – и прыгающая мина взлетит на воздух, взорвется и засыплет все вокруг сотнями шрапнельных пуль.
Но разведчиков, как и саперов, сберегла осторожность. Каждый знал поговорку: сапер ошибается только один раз в жизни. Потому мы постарались не ошибиться: тут же освободили стерню от проволоки и подготовили проход для своего отхода.
– Теперь понятно: немцы идут сюда, – сказал Близниченко. – Они проверяют мины.
– На ловца и зверь бежит, – добавил Шолохов.
– Но зверя, Коля, надо поймать… – Карабердин не договорил. Близниченко одернул его, прижал к земле. И туг заметил, что гитлеровцев было двое.