Неплохой он человек наш опер. Это благодаря ему мне срок не добавили за неудавшийся побег из зоны, а только на год в БУР кинули. Случилось это на третьем году. Мысль «стать на лыжи» (совершить побег) у меня всегда была. Кто долгие годы сидел в тюрьмах и зонах, поймут меня. Вот и я всегда пытался использовать малейший шанс. И не поверил старожилам зоны, что из нее нельзя убежать. После моей неудачи еще один зек, Рашпиль, испытает свою судьбу. Но и его финиш будет не лучше моего. У нас, побегушников, как у саперов, шаг в сторону и — «передайте братве».
Еще в начале срока, когда я работал в строительной бригаде, за монастырем со стороны столовой приметил люк канализационный. В него повара помои выливали. Я понял, что здесь под землей проходит главная канализационная труба от монастыря, которая по склону идет к речке, куда за зоной все «добро» и сливается.
Рядом с люком, метрах в двадцати, стояла вышка с часовым. Но была опасность еще с другой стороны: вдруг на выходе канализационной трубы стоит решетка?
И вот по осени на третьем году срока проверить наличие решетки я попросил шофера Колю Лысого из Шепетовки. Мужик он был надежный, опытный, сам имел не одну «ходку», часто нас выручал, привозил в зону «грев» и «отгоны» (деньги). Как-то на полигон зоны он привез груз, я подошел к нему, сказал:
— Привет, Коля. Дело к тебе есть серьезное.
— Давай, Дим Димыч, говори. Ты меня знаешь. Что в моих силах, я сделаю. Ты мне скажи, я хоть раз подвел вас?
— Нет, Коля, такого не помню. Но здесь особый случай. Надо проверить, есть ли решетка на выходе канализационной трубы за зоной. Ты на машине подкати туда, с понтом машину мыть. Покрутись там, посмотри. А еще лучше удочку забрось против трубы на всякий случай. Если что, всегда отбрехаться можно: клюет, мол, хорошо в этом месте. Рыба тоже не дурней нас с тобой, знает, где «хавка» (еда) выскакивает. Вот и прет сюда косяком. Понял?
— Понял. Попробую. Только, Дим Димыч, не говори мне, зачем это тебе нужно. Я уже сам «рюхнулся» (догадался).
— Ну, раз так, еще одно запомни: у нас с тобой на этот счет никакого базара не было.
— Да понимаю. Мне самому не катит пойти прицепом к твоей самодеятельности, — засмеялся Лысый.
— Вот и класс. А если кто сейчас «секет» (наблюдает) за нашим базаром, можешь потом в натуре сказать, что Дим Димыч просил жеванины подогнать и чаю. Кстати, что ты и сделай на самом деле, — сказал я и дал Лысому бабки. — Себе на магар отстегни сколько надо.
На этом мы с Колей разошлись, как в море корабли. Через неделю Коля снова появился на полигоне и сказал мне, что он все проверил и никакой решетки на трубе не обнаружил.
Ночью в камере я разбудил Слепого, он рядом на нарах спал, и поделился с ним этим открытием. Он спросонок сначала не понял, куда я клоню. Потом врубился, когда я предложил ему вместе «уйти в эмиграцию» из «дядиного дома». Он долго думал, а потом сказал:
— Ты знаешь, Дим Димыч, стар я стал в бега пускаться. Силы уже не те. Хочу спокойно досидеть срок и выйти на волю, перед смертью с дочкой хоть пожить немного. Кроме нее, у меня никого на свете нету. Нет, вру я. Внук еще есть у меня. В последнем письме дочка писала, что внук родился у меня. Пишет, что ждут меня. Ты, Дима, только не обижайся на меня. Я понимаю твое уважение ко мне. Тебя еще пацаном помню в Ванино.
— А может, Володя, из братвы кого с собой взять?
— Нет-нет, не надо. Один иди. И хипиша меньше, и надежи больше: одного хапанутся менты или кодлы целой. Разница есть?
На этом мы и порешили: один ухожу в «эмиграцию». Но сам я как-то к побегу охладел немного. А тут и холода начались. Подумал, зиму уж перекантуюсь в «дядином доме», а по весне видно будет.
Пришла весна. Как-то в апреле в рабочей зоне мы сидели с братвой за цехом и радовались солнышку. Оно уже стало хорошо пригревать. Нас было шесть человек «отрицаловки», и мы сидели, скинув стеганки, а некоторые и нижнее белье. Карасю удачно с воли «грев» подогнали, мы сидели ели, пили самогонку. А тут наш отрядный с мастером нарисовались. Отрядный стал кричать:
— Что за сборище в рабочее время?
— Начальник, не базлань. Сейчас поедим и пойдем работать, — ответил я.
А он еще больше расхипишевался:
— А ты, Пономарев, только и знаешь сходняк собирать. Не знаю уже, что с тобой делать.
— Козел ты, начальник, — в сердцах сорвалось у меня. — Ну чего тебе надо? Ты же видишь, мы спокойно сидим кушаем. Зачем базар? Были бы мы не в зоне, я бы тебе устроил. Ты же людям житья не даешь своим апартеидом, всех уже достал.
— Прекрати, Пономарев! Уж тебя-то после смены я точно достану. Поживешь в карцере суток пятнадцать.
Я ему чуть по морде не дал, да ребята меня удержали. Такой кайф мудак сломал.