Записки рецидивиста

Мы сели на восьмой троллейбус, такси поймать не удалось, и приехали к «Партизанским кострам». Никогда в жизни я не был в таком кафе. Само кафе из плетеных веток, столы деревянные, вместо стульев круглые дубовые пни, а между столами течет маленькая речушка, скорей ручеек. Я заказал «Улыбку», «Черные глаза», себе бутылку «Экстры», закусок, какие только в меню были. Гулять так гулять.

Оркестр был небольшой: сакс, ударник, гитара, контрабас и аккордеон.

Подошел к музыкантам, заказал «Ой вы, очи, очи волошкови». Мы сидели с Тоней, выпивали, закусывали. Потом танцевали танго, фокстрот. Такого блаженства я еще в жизни не испытывал. Вот где жизнь, вот какие метаморфозы. Всего несколько дней отделяли меня от «дядиного дома» (колонии), от нар, от колючей проволоки, от ментов и «дубаков», от «барбосов»-следователей. Вспомнил ребят в зоне, Генку Циркача, где он сейчас, может, «затяпался» (попался) и уже где-нибудь в шизо? У него мало опыта, это первая его «эмиграция». Я пил водку, слушал музыку и ловил кайф.

Сначала, когда мы только вошли в кафе и Тоня кивнула трем парням, сидевшим за столиком, у меня возникло подозрение. Может, она «блатная кошка», женщина из преступной среды, и «замарьяжила» (завлекла) меня на «хипес» (вид мошенничества, когда женщина приглашает к себе мужчину и создает компрометирующую его обстановку, а внезапно появившийся «муж» (сообщник) требует вознаграждения за бесчестие). Пожалел, что нет со мной «удостоверения личности», но есть в кармане «десять суток». «Хипес» особенно развит в курортных городах. Денежной публики там тьма. Молодая красивая женщина завлекает приезжего кутилу к себе на хату или блатхазу. Потом на сцене появляется «муж» и требует бабки за бесчестие своей «жены». Это в лучшем варианте. В худшем — появляется кодла ребят с крепкими бицепсами и начинает «бомбить», вымогать бабки, сначала по-хорошему. Не получается по-хорошему, начинают «на уши ставить» (избивать). Ну а кому охота на «участок номер три»?

Когда я повнимательнее разглядел Тониных ребят, понял: это не та команда, задохлики какие-то, тощие и бледные. Делать с ними нечего. Алкаши или наркоманы, сделал я вывод.

Во время антракта я пригласил музыкантов, молодых ребят, за свой столик, заказал еще литр водки. Выпили, познакомились. Я попросил разрешения сыграть на гитаре и спеть для Тони песню. Поднявшись на небольшую сцену и взяв гитару, я сказал в микрофон:

— Граждане партизаны и партизанки! Завтра уезжаю с экспедицией на Северный полюс. Всем большой полярный привет. Разрешите спеть для любимой девушки Тони песню. И я запел: — «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда…»

Кончил петь, начались аплодисменты и визг одобрения пьяной публики. Стали просить еще спеть. Спел еще «Очи черные» и «Журавли», романсы из репертуара Аллы Баяновой. Я хоть и лагерный певец и мой репертуар песен в основном тюремный, но русские и цыганские романсы и таборные песни я любил беспредельно. Хотел еще цыганочку сбацать, но вовремя передумал. В моем положении так засвечиваться просто безумство. Итак, мы с Тоней весь остаток вечера были в центре внимания, на наш столик официантки только успевали таскать коньяки и шампанское в знак признательности от посетителей. Хорошо еще, ребята-музыканты выручали, не отказывались от нашего угощения. Потом и Тонины ребята очутились за нашим столиком. Оказалось, двое из них ее бывшие одноклассники. А я вначале подумал черт-те что. Сказано: «пуганая ворона куста боится».

— Никак, Рома, не пойму, кто ты, — сказала Тоня. — То ли артист, то ли полярник, как ты со сцены представился.

— Хочешь, честно скажу? Штурман я на подводной лодке, а плаваю в Северном Ледовитом, — продолжал я «катить дурочку» и для убедительности задрал рукав рубашки, показав на предплечье татуировку: якорь с надписью под ним «Тихоокеанский флот», которую наколол, когда еще юнгой плавал на крейсере. — Только раньше я служил на Тихом океане, а когда окончил высшее военно-морское, получил назначение на Ледовитый, сейчас в отпуске первый раз. Надо в часть возвращаться уже.

Гремела музыка, мы пили, танцевали, уже и Тоня поверила в любовь с первого взгляда, сказав, икая:

— Да, Рома, я вообще раньше в любовь не верила, тем более с первого взгляда, но ты перевернул меня.

— Я только собираюсь тебя перевернуть, — ответил я, но Тоня не усекла истинного смысла этих слов.

Мы напропалую целовались с ней, не обращая внимания ни на публику в зале, ни на сидящих за нашим столиком Тонькиных друзей. Те, в свою очередь, будучи на бровях, пытались кричать «горько!».

Тоня рассказала про свою жизнь. Была замужем, развелась, муж и сейчас просит вернуться к нему, но она сама не хочет.

Предложил ей прогуляться. Вышли из кафе, пошли по тропинке, кругом заросли, сквозь которые с трудом пробивалось «волчье солнышко» (луна). Когда зашли в глубь зарослей, я привлек Тоню к себе, стал обнимать, целовать, попытался раздеть, он она стала отдергивать мои руки, говоря:

— Рома, только не здесь. Мы еще встретимся.

— Может, к тебе поедем?