Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Пережитое оставило в ней неизгладимые следы: поруганную и изломанную душу, остро реагирующую на несправедливость, грубость и неискренность. Заметив в собеседнике эти свойства, реагировала бескомпромиссно и резко, не считаясь с выражениями. К тому же была отходчива и, если ошибалась в оценке, нанеся незаслуженные оскорбления, немедленно извинялась со всей искренностью. Речь ее изобиловала непечатными выражениями, и это с непривычки воспринималось с трудом и многих от нее отталкивало.

Была не прочь и похулиганить! Звоню как-то: «Как жизнь, как внуки?» Отвечает: «Ты знаешь, Митя, что мой старший натворил? Читает в школе Пушкина: «В салазки Жучку посадил, себя в коня презерватив! Надо же!»

В рассказе Марата современный читатель заметит несвойственные современности упоминания о руководящей роли партии и коммунистической идеологии в самых неподходящих для этого ситуациях. Я говорил с ним об этом.

Надо принять к сведению, что рассказ был написан и впервые опубликован в местной газете в 1981 году, когда говорить о пребывании в плену можно было лишь при таком условии. Естественно, в действительности ни о каком партийном собрании в описываемом положении не могло быть речи.

Во всем остальном рассказ содержит истинные события.

Иллюстрации

Мой дед Самуил Вакс, с дочерью Маней и внуком

Мой дед Самуил Вакс и его жена. Нью-Йорк, 1930 г.

Отец. Тюремная фотография. 1931 г.

Отец и мать. Красноярск, 1925 г.

Мама и ее подруга по ссылке под Канском Калерия Васильевна Калмыкова. 1916 г.

Свердловск, 1929 г.

Мои соратники по радиовзводу эскадрона связи 4-й гв. кавалерийской дивизии Михаил Лопато, Александр Ушаков-Убогий и Павел Орзулов на слете ветеранов в Москве в 1970 г.

Общий вид форта XVI (реконструкция). Стрелкой указана амбразура, которая открывалась из моего карцера. Торунь

Здание вокзала в Бремерде. Сюда приходили поезда с военнопленными, откуда их гнали под конвоем 12 километров до лагеря. Сюда прибыл в феврале 1945 года вагон с умершими в пути и умирающими советскими узниками. Они лежали вповалку на полу вагонов на гниющей, покрытой испражнениями соломе. Их (в том числе и меня) выволокли на дебаркадер, где русский военнопленный врач доктор Дьяков с помощью санитаров отсортировал еще живых от умерших, их закинули в кузов грузовика и отправили в лазарет лагеря. 2010 г.

И вот я у знакомых бараков. Зандбостель, апрель 2010 г.

Бельгийский партизан Жан Якоби. Я познакомился с ним в 2003 году при открытии памятника узникам Зандбостеля

Я беседую во дворе отеля в Бремерверде с бывшим офицером подразделения британских войск, освободившего лагерь. 2010 г.

Уцелевшее, хотя и с разрушениями, здание лагерной кухни. Зандбостель, апрель 2010 г.

«Памяти всех военнопленных и узников лагеря Зандбостель, погребенных здесь»

29 апреля 2010 года. 65-летие освобождения. Я на кладбище советских военнопленных. Слева в верхнем углу — могилы югославов. Каждое захоронение снабжено крестом с именем погребенного, если имя неизвестно, то стоит надпись: «Неизвестный югослав». За моей спиной братские могилы советских солдат. Зандбостель, апрель 2010 г.

Памятник советским военнопленным в центре кладбища