Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Услышал такую похвальбу, и во мне как бы что-то сдвинулось. Подумал: не по его ли воле мы в стройбате носили обноски «ХБ/БУ» с погибших в госпиталях солдат? Не он ли присвоил наши компенсационные выплаты? Вспомнил жирных писарей — котов на армейских фронтовых складах, перед которыми пресмыкались фронтовые старшины…

Я оторвался от перил и повернулся к нему.

Увидев выражение моего лица, он закричал:

— Ты что, ты что!!

Но я уже не мог сдержаться.

Я обычно избегаю использовать в речи средства ее усиления, но, общаясь с досрочно освобожденными уголовниками, усвоил весь их арсенал. Мне не составило особого труда вспомнить его и с воплем вцепиться в его жирную рожу.

Он был здорово крупнее меня и, пользуясь преимуществом другой весовой категории, легко меня оттолкнул, я упал на палубу, пытался подняться, но нас уже окружили и разняли. И все же, как я заметил, на его роже я изрядно отметился, что несколько облегчило мне последующие воспоминания.

Меня обвинили в хулиганстве и собрались высадить на первой же стоянке, пришлось откупиться штрафом.

Вот, наконец, и Саратов.

Брат Василия Иван жил вместе с матерью и сестрой в районе города, который тогда назывался Место Очкино. Хоть и недалеко от центра (пешком минут пятнадцать ходьбы), он имел вид пригорода, застроен частными одно-и двухэтажными, в основном деревянными домами с огородами и садами. Неподалеку был городской парк культуры с аттракционами, прудами, в разговорах называвшийся Парком Очкина. Рассказывали, что Очкин был до революции известным на Волге богатым купцом-судовладельцем и меценатом.

Расспросив на пристани дорогу, мы с Васей не спеша добрались до дома, где Иван снимал комнату. Сам он в это время был на работе, но его мать была уже предупреждена о нашем приезде и меня встретила без удивления. Сказала, что Иван, как придет с работы, отведет меня туда, где я смогу временно остановиться.

Не теряя времени, я сразу же пошел знакомиться с городом. Трамвай довез меня до центра, я вышел у крытого рынка и пошел по центральному проспекту имени Кирова, останавливаясь у каждой доски объявлений и записывая адреса организаций, которым требуются мастера (десятники) — производители работ.

Город хранил еще приметы дореволюционного богатства: улицы центра застроены многоэтажными домами с фасадами в стиле русского барокко, богато украшенными лепниной, с вензелями бывших владельцев на фронтонах. Проспект привел меня в известный по литературе парк Липки с беседками и пивными ларьками, с эстрадой, на которой, как гласило объявление, по выходным дням играет духовой оркестр. Рядом было импозантное здание городской консерватории (филармонии).

Походив по городу, я вернулся в Место Очкино под впечатлением от предварительного осмотра города. После Нефте-Чала он казался мне почти столицей.

Иван вернулся с работы. После знакомства и ужина он отвел меня и Васю в дом, где ранее он снимал комнату, пока не приехали из Донецка его мать с сестрой. Это был двухэтажный деревянный дом, в полуподвале которого жили две сестры, у одной из которых, Валентины, было трое детей от полутора до пяти лет. Их полуподвальная квартира состояла из двух комнат. В большей жила Валентина со своим потомством, в другой, проходной, — ее сестра Рая.

Валентина встретила нас приветливо, показала на широченную, стоявшую в углу комнаты двуспальную кровать, которая предназначалась для меня и Васи. Сказала, что, пока мы не устроимся, ни о какой плате за жилье не может быть и речи.

Она сама и сестра ее работали на какой-то фабрике, во время их отсутствия дети были предоставлены сами себе и под присмотром старшего 5-летнего мальчугана возились во дворе.

И еще раз отмечу: везет же мне на хороших людей!

Бескорыстию и отзывчивости Валентины не было предела. Придя с работы, она отмывала сопливые рожицы своего потомства, хваталась за кастрюли, сооружая ужин для всех, готовила еду на завтра, стирала и прибирала в квартире, умудряясь содержать все в относительной чистоте. При этом дом, как и все в Месте Очкине, не имел элементарных удобств: выгребной туалет во дворе, водопровод — уличная колонка, в кухне — устье русской печи и маленькая двухконфорочная дровяная плитка.

Нас с Васей она тут же взяла под свою опеку, перестирав наши «ХБ/БУ» и утром успев их погладить.

Начались мои мытарства в поисках работы. Я убегал утром, еще до завтрака, стараясь как можно меньше отягощать бюджет Валентины, за что она меня искренне ругала. Неподалеку на рынке съедал пол-литровую банку простокваши с куском хлеба и до вечера мотался по адресам, списанным с доски объявлений, и записывал новые адреса.

Проходили день за днем, все — бесполезно.