Записки русского бедуина

Вы мне легко поверите, если возьмете в руки карту и найдете Голландию в собственном смысле слова — приморскую, западную часть Нидерландов. Подумайте, сколько там может быть проложено дорог и какое на них движение. (На Rotterdam Ring шесть рядов в одну сторону и все забиты.) К тому же на отнятой у моря равнине — все как на ладони, нет загадочной дали, прячущейся за холмами. Море громадно, величественно. Пены на песчаном берегу — словно после снегопада. Но дюны, я думаю, не чета прибалтийским, и не очень украшает вид далекий, но едва ли дружественный природе дым цементного завода в Гарлеме — не заокеанском, а настоящем: когда-то, мы помним, и Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом.

Если мысленно заменить лето на зиму, убрать все лишнее, покрыть льдом каналы и разместить на них конькобежцев — картина получится чарующая, какой ее можно видеть у старых мастеров или какой она возникала в детстве при чтении Мери Мейп Додж: странствовать по стране, из города в город — на коньках!

Невымышленные чары можно найти в небольших городах — как Делфт. Такие города в Голландии — как церкви в городах Италии: вокруг броуновское движение, а здесь покойно и даже совсем не тесно. Пленительны каналы. Я не помню, чтобы в Делфте кто-то носился по ним на моторных лодках и катерах. Одни кувшинки да утки. Вдоль каналов высажены деревья, соразмерные высоте домов, которые обыкновенно в три этажа. Нижние часто заняты кафе или магазинами; окон много, нередки мансарды. Иногда частное жилье принимаешь за офис — ибо голландцы, как известно, окон не занавешивают. Я был свидетелем вечеринки с барбекью, устроенной прямо на мосту. Цветов, разумеется, очень много и они очень дешевы.

Теперь представьте уютный номер в первом этаже небольшого отеля с окном, открывающимся прямо на канал: очень правильное место для поездки вдвоем.

Картин Вермеера вы в Делфте не сыщете, но в качестве паломника я имел в виду только Саардам. Подумывал о Роттердаме — не потому, что сочинения Эразма когда-либо произвели на меня действительно сильное впечатление; скорее — ради знаменитого луврского портрета: как будто в обличье Музы к художнику явилась Эпоха и повелела ему отобразить лучшее, что в ней есть, — и вот вышел портрет Эразма Роттердамского за подписью Гольбейна Младшего. Но в Роттердам я так и не попал — отчасти вследствие впечатления от упомянутой кольцевой дороги, на которой так много полос и так много машин. Как там в Роттердаме? Вот что я узнал из сочинения моего великого предшественника:

Между тем на берег вышли два немца, которые едут с нами до Кенигсберга в особливой кибитке; они легли подле меня на траве, закурили трубки и от скуки начали бранить русский народ. Я, перестав писать, хладнокровно спросил у них, были ли они в России далее Риги? — Нет, отвечали они. — «А когда так, государи мои, — сказал я, — то вы не можете судить о русских, побывав только в пограничном городе». Они не рассудили за благо спорить, но долго не хотели признать меня русским, воображая, что мы не умеем говорить на иностранных языках. Разговор продолжался. Один из них сказал мне, что он имел счастье быть в Голландии, и скопил там много полезных знаний. «Кто хочет узнать свет, — говорил он, — тому надобно ехать в Роттердам. Там-то живут славно, и все гуляют на шлюпках! Нигде не увидишь того, что там увидишь. Поверьте мне, государь мой, что в Роттердаме я сделался человеком!» Хорош гусь! — думал я — и пожелал им доброго вечера.

НИЧЬЯ БЕЛЬГИЯ

Бельгия удивляет своей неухоженностью. Странно видеть закопченные соборы, обшарпанные и вызывающе невыразительные дома. Замечаешь на карте город со звучным именем Шарлеруа, приезжаешь и вспоминаешь слова беотийского поэта, сказанные им о родной деревушке — «тягостной летом, зимою плохой, никогда не приятной». Конечно, бывает по-разному. Брюгге в полном порядке. В Антверпене было нарядно и празднично. В готическом кафедральном соборе я застал свадьбу. Торжественно вступали в брак бывшие хиппи; звучала музыка — не марш Мендельсона, но Stairway to Heaven. Возможно, соборы в Генте с тех пор, как я там был, почистили. В неизлечимом Брюсселе есть на что любоваться.

Легкая запущенность наводит на мысли об особом характере этой страны. Есть ли такой народ — бельгийцы? В пору молодости Евросоюза о Бельгии говорили как о прообразе будущего европейского единства. Как пример страны, в которой народы, говорящие на разных языках, превосходно уживаются друг с другом и даже сохраняют некоторую солидарность, Бельгия, наверное, может служить образцом. И все же озадачивает единение на таких основаниях, что валлоны не хотят раствориться во Франции, а фламандцы — в Голландии.