Записки русского генерала 1798–1826 гг.

По прибытии в Кострому мне объявлено назначение вечного пребывания в губернии по известному собственно государю императору преступлению. По счастию моему при губернаторе находился сын его, с которым в молодости моей учились мы вместе. По убеждению его он донёс генерал-прокурору, что находит нужным оставить меня под собственным надзором для строжайшего наблюдения за моим поведением, и мне назначено жить в Костроме.

Некоторое время жил я в доме губернского прокурора Новикова, человека отлично доброго и благороднейших свойств, и вскоре вместе Войска Донского с генерал-майором Платовым, впоследствии знаменитым войсковым атаманом, которому по воле императора назначена также Кострома местопребыванием. Полтора года продолжалось моё пребывание; жители города оказывали мне великодушное расположение, не находя в свойствах моих, ни в образе поведения, ничего обнаруживающего преступника.

Я возвратился к изучению латинского языка, упражнялся в переводе лучших авторов, и время протекло почти неприметно, почти не омрачая весёлости моей. Судьба, не благоприятствующая мне, возбуждала сетования мои в одном только случае, когда вспоминал я, что батальон артиллерийский, которому я принадлежал, находился в Италии, в армии, предводимой славным Суворовым, что товарищи мои участвуют в незабвенных подвигах непобедимой нашей армии.

В чине подполковника был я 22-х лет в царствование Екатерины, имел орден Св. Георгия и Св. Владимира. Многим Суворов открыл быструю карьеру: неужели бы укрылись от него добрая воля, кипящая, пламенная решительность, не знавшая тогда опасностей?

В Костроме получил я уведомление от одного из лучших приятелей, сослуживца, который по супружеству своему был в тесных связях родства с любимцем императора графом Кутайсовым, что, склонив внимание его к несчастному положению моему, имеет от него поручение дать мне знать, чтобы, изобразив его в самых трогательных выражениях, я обратился к нему с письмом моим и что он надеется испросить мне прощение.

Конечно неблагоразумием назову я твёрдую волю мою в сём случае, но не дорожил я свободою, подобным путём снисканною, и не отвечал на письмо приятеля моего.

Незадолго до кончины Павла прислан к Платову фельдъегерь с приказанием прибыть в Петербург. Чрезвычайно милостиво был принят императором, взят на службу, пожалован орденом и назначен начальником войск, отправляемых для покорения Бухарии.

С горестью простился я с Платовым, но завидовать счастию не мог, ибо оно обращалось к человеку, известному отличною храбростью и способностями.

Скончался имп. Павел, и на другой день восшествия на престол Александр I освободил Каховского и меня в числе прочих соучастников вымышленного на него преступления. Ему известны были понесённые нами наказания. В числе не одной тысячи ищущих службы, которым ненавистное наименование исключённых из службы заменено названием уволенных, явился я в Петербург.

Тогда Военною коллегиею управлял генерал Ламб, бывший в царствование Екатерины генерал-майором и костромским губернатором. По выезде его из Костромы остались там две дочери, в семействах которых принимаем я был благосклонно. Приезжая для свидания с отцом, они тронули его описанием участи молодого изгнанника, и достойный старик желал случая оказать мне благотворение.

Недолго являлся я просителем незамечаемым, наконец позвал меня в кабинет и, показав изготовленную докладную записку, сказал: «Я не спешу изыскивать благоприятную минуту, желая, чтобы ты принят был с вознаграждением чином, которого ты лишился». Вскоре лично изъявил мне сожаление, что не успел в желании своём и что я принят в артиллерию в прежнем чине подполковника.

Недолго был я праздным, и мне дана конно-артиллерийская рота: назначение для молодого человека чрезвычайно лестное, ибо в России тогда был один конный батальон, состоявший из пяти рот. Этому способствовал приятель мой, заботившийся о свободе моей посредством гр. Кутайсова (который легко мог иметь в том успех; но мне надлежало обратиться к нему с письмом, в котором было бы изображено положение моё самым трогательным.

Он говорил, что изберёт благоприятную минуту доложить ему о том и может наперёд поздравить меня с свободою. Неблагорассудительность молодости истолковала мне поступок низким, и я даже не отвечал приятелю на письмо. Я просидел в Костроме лишний год до кончины императора!).

Когда граф Аракчеев назначен был инспектором всей артиллерии, по неизвестным мне причинам подпал я полной его немилости и преследованию. В самом производстве в чин сделана была мне преграда, и на которую я не мог жаловаться, ибо когда по старшинству надлежало дать мне чин, он приглашал из отставки и в списке ставил впереди меня.