Записки русского генерала. 1812 год

Первая армия отошла в селение Мощинки, в восемнадцати верстах от Смоленска, на дороге в Поречье. Отряд князя Шаховского остался в Каспле. В подкрепление ему и для обеспечения сообщения его с армией часть авангарда графа Палена расположена в селении Луще. Взятые от него обратно к армии пять егерских полков остановлены в деревне Лавровой. Войска атамана Платова, занявши левым крылом Иньково и закрывая отряд в Каспле, протянулись до селения Вороны.

Вторая армия встала на месте Первой; авангард ее впереди селения Гавриков, имея передовые посты левее Инькова, чрез Лешню на Катань и до Днепра. Отряд барона Розена упразднен, и место его занял сильный пост от авангарда.

Через день Вторая армия, по причине худого качества воды, вредного для войск, и не менее по недостатку оной, возвратилась в Смоленск. Авангард ее под командою генерал-адъютанта Васильчикова остался в своем месте, и подкрепление ему корпус генерал-лейтенанта князя Горчакова.

В селении Мощинках Первая армия находилась четыре дня без действия. Полки передовых постов ничего важного не открыли. Из отряда генерал-адъютанта барона Винценгероде посланные партии к Велижу донесли, что стоявший в окрестности Четвертый корпус вице-короля итальянского вышел и до самого Суража не было французских войск. Одна партия от атамана Платова ворвалась в Поречье, но была изгнана. Вскоре затем уведомили жители, что французы удалились из города.

Невозможно было постигнуть причины, которая заставляла главнокомандующего предпочитать действия армии со стороны Поречья. Ни одного из корпусов неприятельских нельзя было отбросить так, чтобы не мог он соединиться с другими. Неприятель, если бы в необходимости нашелся отступать, конечно, не избрал бы направления на Витебск или бы в нем не остановился, ибо дорога на Борисов представляет все выгоды.

Корпус маршала Даву, присоединяя к себе корпус вестфальских войск и польскую кавалерию князя Понятовского, идет навстречу главной армии, и она до такой усилится степени, что ей слишком достаточно средств и нашу опрокинуть армию, и значительную часть войск отправить кратчайшим путем для занятия Смоленска. Допуская самые грубые ошибки со стороны Наполеона (чего, кажется, ожидать безрассудно), сосредоточась у Витебска, он будет иметь не менее того числа войск, от которого наша армия весьма недалеко отступала. Допуская, что опрокинутый он будет брошен в те самые места, которыми шел вперед, то и в сем случае театра войны нельзя перенесть в Литву, где неприятель оставил бы землю опустошенную и истребивши последние ее способы.

Гораздо с большим правдоподобием предположить можно, что расположенный в Велиже корпус вице-короля итальянского, оттуда вышедший уже, и другой, бывший в Сураже, отступая перед нашей армией, и вели бы ее к Витебску, и Наполеон, присоединяя к своей гвардии войска, расположенные к стороне Рудни и Любавичей, перешел бы на левый берег Днепра, где селение Ляды занято уже было войсками от корпуса маршала Даву, и был под стенами Смоленска, прежде нежели Барклай де Толли мог приспеть к нему. Вторая армия, одна не в состоянии будучи защищать город, должна была бы поспешно отступить к Дорогобужу.

Возвращающаяся Первая армия, отброшенная движением Наполеона, теряла бы возможность соединиться с князем Багратионом. Движение наше к Рудне не было известно неприятелю, как видно из показаний пленных; атака разбросанных войск и истребление немалого числа их легко могли совершиться, и армия, как то предположено было, должна была тотчас возвратиться в свою позицию около Смоленска.

Я думаю, что главнокомандующий, отличающийся опытностью и благоразумной осторожностью, не сделал бы иначе и не был бы увлечен успехом с опасностью лишиться приобретенных выгод.

Не забуду я странного намерения твоего, Барклай де Толли; слышу упреки за отмену атаки на Рудню. За что терпел я от тебя упреки, Багратион, благодетель мой! При первой мысли о нападении на Рудню не я ли настаивал на исполнении ее, не я ли убеждал употребить возможную скорость? Я всеми средствами старался удерживать между вами, яко главными начальниками, доброе согласие, боясь малейшего охлаждения одного к другому.

Скажу и то, что в сношениях и объяснениях ваших, через меня происходивших, нередко холодность и невежливость Барклая де Толли представлял я пред тебя в тех видах, которые могли казаться приятными. Твои отзывы, иногда грубые и колкие, передавал ему в выражениях обязательных. Ты говаривал мне, что сверх ожидания нашел в Барклае де Толли много хорошего[23].