29 июня в 12 часов ночи меня вызвали к военному министру, который сообщил мне: «По Вашему желанию Правительство предлагает Вам выписать сюда специалистов согласно приложенным спискам на жалованье от содержания депутата до сенатора (2500–5000 в месяц). Вы должны гарантировать диплом и неучастие каждого в Красной Армии. Вы не консул и не посланник, мы не можем заключать контракты, но Правительство гарантирует своим словом, что все Ваши кандидаты будут пользоваться полными правами парагвайских подданных в смысле обеспечения. По Вашей мысли эти люди могут служить Вам базой для массовой эмиграции колонистов».
С октября мне было назначено 5000 в месяц и по желанию Д.М.Гондры выдано единовременное пособие 20000 в компенсацию за девять месяцев, проведенных на ничтожной оплате. Я получил ряд поручений на экспедицию по исследованию Чако, где должен был подготовить все в предвидении столкновения с Боливией. На огромной пустой карте пространства в пол-Франции красовалась надпись (на южной части) «Мисисипес Евангеликас» (на деле было всего две миссионерские станции). На немецких картах весь север был покрыт словами «бенглих унерфоршт».
Но в то время, как неудержимый порыв влек меня в очаровательные пустыни, к тем самым индейцам, которых я уже знал с детства, прочитав все о них, что мы достали, вплоть до библиотеки Императорского географического общества и Академии наук и которых я сумел воплотить в своей душе именно такими, какими я их нашел, моя жизнь двоилась под влиянием другой великой задачи: найти уголок, где бы все святое, что создавала вечная святая Русь могло сохраняться, как в Ковчеге во время потопа до лучших времен.
В первой четверти настоящего столетия своим патриархальным укладом жизни Парагвай напоминал состояние России в начале этого столетия. Асунсион походил на небольшой губернский горой, вроде Владикавказа; Эмкарнасион и Консепсион напоминали захудалые уездные городишки вроде Луги и Гдова. 8 марта 1924 года, когда я прибыл сюда, в столице было всего пять автомобилей (машины президента и военного министра и три торговых). Ближайшая к пристани улица была вымощена. Самые крупные здания были: дворец, кабильдо и трибунал. Солдаты и полиция обычно носили ботинки в руках, а барышни близ моего дома надевали чулки и ботинки, чтобы появиться в центре обутыми. Трамваи и свет уже существовали, в центре города был огромный базар, заваленный пататой, маниокой и фруктами, а на улице Пальмас было несколько хороших магазинов. Но жизнь была удивительно дешева и спокойна. Парагвайское песо (18,75 аргентинского) соответствовало 5 русским царским копейкам, а за 5 сентаво можно было купить все: кило хлеба, мяса любого сорта, литр молока, кило овощей и фруктов. Хорошая квартир стоила 400–600 песо, трамвайный билет — 2 сентаво, почта и телеграф, даже с заграницей, — пустяки. Корову можно было купить за 800, коня — за 400. Прислуга нанималась за 500 в месяц.
Я знал Парагвай уже с детства, т. к. с семилетнего возраста увлекался индейцами, а 16-летним юношей мечтал о возрождении этой героической страны, задушенной завистниками, — точно так же, как зависть немцев, англичан и пр. давила Россию и не давала ей выбиться в политическом и культурном отношении вплоть до первой мировой войны. Страну, условия и население я знал прекрасно, с испанским языком был знаком и за 11 месяцев в Аргентине овладел им вполне. Так я бросил работу профессора, 400 аргентинских в месяц, и явился в Парагвай по приглашению президента Гондра и военного атташе полковника Санчес.
Через 9 месяцев работы как профессора Военной школы меня вызвал военный министр и доктор Риарт и, согласно моему проекту исследовать Чако, предложил мне содержание 5000 в месяц (кроме 2500 за кафедру в военной школе) и преподавание в Коллегии.
Еще за несколько месяцев до этого (28 июля 1924 года) я был вызван бывшим военным министром генералом Скенони, который сказал мне, что президент, согласно моего желания образовать в Парагвае культурное русское ядро с целью вызвать впоследствии массовую переброску русских на землю уполномочил меня пригласить 12 русских специалистов-техников с окладами от 2500 (месячное содержание депутата) и до 5000 (месячное содержание сенатора), которые будут приняты на золотой фонд (временно характеризуются как иностранцы), но зато со всеми преимуществами парагвайцев.