Записки русской гейши

Когда я была подростком, я пыталась сочинять стихи и романы, вела дневник… Потом его обнаружила мать и закатила мне скандал. Я, в истерике, заперлась в ванной, сожгла дневник и зареклась от письменных откровений. Странно, что мать возмутили тогда не столько мои признания в ненависти к ней, сколько мои размышления о сексуальных отношениях мужчины и женщины… Недавно она заметила, что я написала на удивление умные и зрелые размышления для четырнадцати летнего подростка, а любовно — приключенческий роман, который я тогда сочинила, она до сих пор хранит и иногда перечитывает. Говорит — интересный.

Лет пять назад я начала писать ещё один роман — роман о Японии, о хостос-клубах и о себе… Написала довольно много, потом уехала на полгода в очередную поездку, а когда вернулась, то даже не смогла перечесть до конца написанное! Текст показался постыдно наивным и корявым. А ведь, когда я его писала, мне казалось, что у меня не плохо получается! Целый час я провела, разрывая исписанные листы на мелкие кусочки…

6.

Надев джинсы, свитер, сапожки от “Ив Сен Лорана” и норковый полушубок, выхожу из квартиры. Выгребаю из почтового ящика рекламные листки и газеты с объявлениями, выбрасываю их в мусорное ведро и выхожу из подъезда на улицу.

Прямо напротив расположена стройка — строят детский сад. “Значит, скоро тут будут бегать дети, и галдеть как ненормальные” — думаю я с раздражением и иду в магазин. Готовить я не умею и не люблю, поэтому как обычно, покупаю уже готовые продукты — куриные котлеты, молочные сосиски, картофель — фри, яйца, сыр — мой любимый “Камамбер”, свежий хлеб и несколько шоколадок.

В Японии можно жить вообще ничего не готовя — только разогревая. Там выбор готовых продуктов огромен, и всё на удивление вкусное, но и довольно дорогое… Иногда у меня случается вкусовая ностальгия — до смерти хочется съесть королевских креветок в соусе карри, суши с лососем или свежую устрицу, или выпить сок алоэ — в Москве его почему-то не продают. И чёрная икра куда-то вдруг пропала… Вздохнув, покупаю красную, уже выйдя из магазина, вспоминаю, что забыла купить сливочное масло — ну, как всегда! Возвращаться в тот магазин, в котором я только что была, не хочу — примета плохая, поэтому иду в другой. Продуктовые магазины сейчас буквально на каждом шагу, но продают там одно и тоже. Купив масло, задерживаюсь около прилавка с газетами и глянцевыми журналами.

Разглядывая обложки, среди всевозможных красавиц и уродок (самые пафосные журналы мод предпочитают почему-то самых уродливых моделей), замечаю обложку с Маратом Сафиным. Положив руки на бёдра и чуть улыбаясь, он смотрит на меня с мягкой иронией в глазах. Красивые мужчины всегда были моей слабостью, поэтому я сразу же покупаю журнал и иду домой.

Около подъезда бегает немецкая овчарка без поводка и намордника, которую выгуливает полудохлая старушка. Это не дом, а псарня! Почти в каждой квартире живёт пёс, при чём ни какие-нибудь маленькие собачки, а настоящие зверюги! Я ужасно боюсь больших собак, но чтобы псина этого не заметила, специально иду мимо независимой походкой и с выражением абсолютного равнодушия на лице. Овчарка провожает меня тяжёлым взглядом, но молча.

Очутившись в квартире, быстренько запихиваю продукты в холодильник, переодеваюсь в кимоно и плюхаюсь на диван с журналом в руках.

Отыскав статью про Марата, в первую очередь, конечно же, рассматриваю его фотографии, в глаза бросается имя фотографа, такое же, как у моего последнего любовника — Сатоши. Японец значит, его фотографировал — этот факт почему-то вызывает у меня лёгкое неудовольствие…

Две чёрно-белые фотографии — на одной Марат улыбается, на другой серьёзный. С длинными, зачёсанными назад, вьющимися волосами, с маленькой бородкой, и с такими добрыми и умными глазами, что кажется, будто именно ему предстоит сыграть роль Иисуса Христа в очередной экранизации его мучений.

Читаю статью — увы, интервью Марата отсутствует, как и информация о нём, но всё же статья кажется увлекательной, и автор, сумевший сделать из ничего конфетку на несколько страниц, вызывает уважение. “Вот что значит, человек умеет писать — учись!” — зачем — то говорю я себе назидательным тоном. Потом снова начинаю любоваться фотографией с обложки — на ней знаменитый теннисист не напоминает Иисуса, потому что тому не положено выглядеть так сексуально.