Записки рыболова

– Нет, он ходит и выглядит вполне здоровым, поэтому и стесняется кого-нибудь обременять просьбами. Он не знает, что я здесь. Можете сделать так, чтобы инициатива исходила от вас. Мне необходимо щадить его самолюбие.

– Я и сам с удовольствием махну на новый водоем. Очень рад, что вы мне составите компанию.

Мы познакомились. Женщину звали Диной, а мужа Димой. Дина и Дима… – звучит, подумал я и пошел дипломатничать с мужем. Дима оказался поджарым, спортивного вида молодым человеком. Я рассчитывал увидеть развалину, а жал руку энергичному молодцу.

– Я слышал, вы знаете тут хороший водоем. Не будете ли так любезны, показать его мне, устроим совместную рыбалку?

– С радостью, – сказал Дима, – но у меня есть проблемы со здоровьем. Боюсь быть обременительным.

– Ерунда, – заверил я, и мы условились завтрашним утром отправиться на Димино озеро.

Если для ужения поплавочной удочкой нужна наживка в виде червяков, теста или каши, то для ловли кружками, необходим живец. Мелкая плотва, которую на Унгури с трудом удавалось добыть, на крючке быстро засыпала, и переставала играть. Щука сонного живца не воспринимает. Самый хороший живец, которого мне довелось пользовать – карасик. Этот может жить сутками в ведерке, на крючке работает непрерывно и ловится без проблем. Для поимки карася я очень рано, с рассветом, отправлялся в Цейсис. Пока сторожа не заступили на утреннюю вахту, я, как самый отъявленный хулиган, подбросив прикормки, и собрав возле себя доверчивый городской карасиный народ, делал свое черное дело. Надо отметить, что карасей в этом декоративном водоеме водилась тьма. И не я один промышлял там живцом, однако, сократить численность карасиков удочкой трудно. Иногда рыбаки задерживались позже восьми и, тогда, сторожа бегали за нами и свистели в свисток. Картина весьма комичная: взрослый бородатый мужик улепетывает с удочкой, и, как заправский гангстер, бросившись в машину, с визгом рвет с места.

В то утро я натаскал около полусотни карасей. Их пришлось рассадить в разные емкости, чтобы рыбки не задохнулись. Ехать решили на одной машине. Дина настояла, чтобы этой машиной стал их «Москвич». Бензин тогда стоил копейки, об амортизации никто не думал. Наверное, женщина решила, сев за руль, хоть как-то компенсировать мои хлопоты.

Я, к сожалению, забыл название озера и городка, возле которого оно берет начало. Но само озеро помню прекрасно. В отличие от Унгури, оно раза в три больше и не глубокое, а плоское, как лужа. Метра полтора-два – и песчаное дно.

По дороге я выслушал грустную историю Димы. Его спортивная внешность стала результатом многолетних физкультурных занятий. Здесь уместно задуматься, всегда ли спорт приносит пользу. Летом Дима бегал. Бегал по десять километров каждое утро, поскольку на работе сидел и почти не двигался. Зимой он пробегал то же расстояние на лыжах. Один раз, когда снег лежал мокрый и «тяжелый», Дима почувствовал, что ему не очень легко дается привычная дистанция, но заставил себя десять километров добить. Добил и получил первый инфаркт. Затем второй и третий. Я с грустью наблюдал за этой семьей. Женщина очень любила мужа. Ее любовь была заметна по мелочам в их отношениях. Она не просто ухаживала за больным супругом, а старалась сделать вид, что оказывает обычные знаки женской заботы, вовсе не связанный с его здоровьем. Дина знала, что муж обречен. Таких печальных серых глаз я ни раньше, ни потом ни у одной представительницы прекрасного пола не видел. Дима очень рано стал доктором наук. В семидесятые годы защитить докторскую в тридцать четыре мало кому дозволялось. Наверное, он был очень талантливый ученый.