В Лихостенье нет ветра, дождя, снега, града и других природных явлений. Моё зрение в этом месте приобрело чёткость и орлиную зоркость. А ещё здесь…
Мне на голову обрушился здоровенный кулак Алекса. Следом за ним подруга ударила под дых.
— Вы никогда не были нежными с ровесниками, — еле-еле выдохнула я, откашливаясь.
— Я тебе сейчас ещё раз врежу! — завизжала Поля. О, совсем с катушек съехала! — Я что сказала? Не пойдём! Меня было плохо слышно?
Определённо нет. Просто по-другому я не справлюсь, Поль!
Лаврентьева смолка, странно всхлипнув. Она же не плакать собирается, нет? Она же хорошая девочка, да? Она же не будет расстраиваться из-за меня, нет? Я же слёз боюсь, да?
Алекс, по-видимому, подумал именно о том же, о чём и я, потому что в следующую секунду схватил сестру за плечи и встряхнул её пару раз. Я выпрямилась, огляделась и вдалеке от себя увидела яркий радужный огонёк. Радостно подпрыгнула и указала на то место:
— Он там, там! Видите? Радужное что-то!
Поля и Алекс сощурили глаза и попытались найти заветный огонёк. Не нашли.
— Веди ты тогда. Он далеко? — спросил Алекс.
Прикинула в уме расстояние.
— Да-а. Далеко. Дня три точно идти, плюс в Лихостенье время течёт по-иному, и расстояние может меняться в зависимости от того, как сильно ты хочешь найти предмет. Увеличивается или уменьшается оно — я не знаю.
— И сколько же тогда времени получается?
Я сморщила нос.
— Десять дней плюс-минус неделя.
— Ско-олько? — Брат и сестра разинули рты. А что вы хотели? Легко ничего не даётся.
Я вытащила из рюкзака метательный кинжал, доставшийся по наследству от Клариссы. Она у нас девочка ветреная, два дня поносит и сразу клянчить новое начнёт. Холодное оружие у неё тем более не задерживается. А кинжальчик этот зря она выкинула — волшебный оказался. Он направление правильное показывает, стоит только слово нужное произнести. Сейчас, конечно, его волшба ни к чему, в этом загадочном месте вся лишняя магия отрезана, но прорубать "окно в Европу" — точно можно.
Наша троица шла в полнейшей тишине, не издавая ни звука. Я — впереди, так что мне приходилось всё мешающее и растениевидное либо срубать, либо перешагивать, либо отодвигать. Поля — за мной, она постоянно смотрела на себя и на близкие к ней предметы, потому как адски боялась пауков и других насекомых. Алекс замыкал шествие, но на разглядывание этого субъекта у меня не было сил. Я и так прекрасно ощущала, что парень не боится идти в Лихостенье, нежели я и Полька.
Троица шла, а огонёк становился всё дальше и дальше. Я остановилась, подозрительно вглядываясь в предмет поиска, и подняла голову. Неба не было, вместо голубой дали открывалась чёрная дыра. Верхушки деревьев тонули в глубине черноты.
"Что, если нам остановиться? — вдруг подумалось мне. — Ведь ничего страшного не случится".
Я одёрнула сама себя. Окружающему пространству доверять нельзя, подведёт. Наверняка, в моей мысли есть что-либо навеянное Лихостеньем. Но пройти спокойно этот участок пространства нам не удалось. Уже через пять шагов сдалась Полина, а через десять — и Алекс. Я с изумлением взирала на своих друзей, усевшихся под деревом, прислонившихся друг к другу и посапывающих.
"Они уснули, — опять начало приставать Лихостенье. — Иди и ты к ним, что стоишь? Там лучше".
Дёрнулась было в ту сторону.
"Так, Илзиэль, — я стала говорить самой себе останавливающие слова, — успокойся. Им ничего не сделают — они всего лишь пришли вместе с тобой и настоящей цели не преследуют. Если уснёшь ты, то провалишься через ту Стену. Тебе же ещё Аттоне прибивать".
Мысль о Шоне придала уверенности в себе. Мотивация — наше всё (и рэкет заодно)! Сон как рукой сняло, да только друзья остались спящими. Я попыталась их разбудить, но ничего не вышло.
"Иди одна", — приказало Лихостенье.
"У меня галлюцинации", — попыталась противостоять я, но не смогла. Неведомой силой меня потянуло прочь от друзей. И как они справятся без меня? Найдут ли меня?
Я ушла. Напевая песенку, пошла дальше, будто бы ничего не случилось.
Мне вспомнились слова мамы: "Ты, доча, без музыки жить не можешь. Дай волю — сразу петь начнёшь". Сейчас звук собственного срывающегося с нот голоса успокаивал получше валерьянки, которую я тоже тащила с собой. Методично срубая листья, я прочищала себе дорогу не хуже любого охотника. Я стала думать вслух: