– Это не та опечатка, – объяснил он, – которую можно вынести на форзац, мол, прошу читать здесь букву А. Это слишком постыдно. Поэтому только так.
Через неделю у меня случился катарсис. Да, прямо на физике.
Александра Игоревна отправила на вешалку свой широченный плащ и сказала:
– Так, давайте разбираться.
Я вжалась в стул.
– Надо нам что-то делать с вашей успеваемостью, – продолжала Александра Игоревна. Я вперилась взглядом в доску, чтобы в случае чего телепортироваться. Окно для этого не очень подходило: кабинет физики на третьем этаже.
– А теперь поднимите руки, – внезапно сказала Александра Игоревна, – те, кому физика не нужна.
Я огляделась. Таких было человек восемь.
– Значит так, – сказала Александра Игоревна. – Люди, которым не нужна физика, сейчас расскажут по стихотворению. Мы с товарищами технарями послушаем и понаставим им трояков. С вами, товарищи технари, разберёмся позже. Раз, два, – принялась она считать руки, – семь, восемь. Девять! Отлично, с вас и начнём, – сказала она и… посмотрела на меня.
Я поняла, что моя рука сама потянулась вверх без моего ведома, когда услышала про стихи.
– А можно свои почитать? – спросила я. Помирать так с музыкой!
Александра Игоревна подняла брови.
– Пожалуйста. Прошу.
И я встала и прочла:
Александра Игоревна слушала с высокодуховным выражением лица, а затем спросила:
– А как называется?
Я удивилась. Разве не понятно? Но на всякий случай пояснила:
– «Стихи о школе».
Александра Игоревна усмехнулась, взяла ручку и поставила мне «четыре». И сказала:
– Я бы поставила вам «пять», да Заратустра не позволяет.
Открытый урок
– Ребятки, – сказала Галина Михална, – через неделю у вас открытый урок по литературе.
Я слушала монолог Михалны и тренировала закадровые комментарии. Когда-нибудь, дай бог, в жизни и пригодится
– Придёт комиссия.
(Ну как всегда. Вели-и-икое мероприятие в рамках крошечной школы.)
– Вы все помните устав нашей школы.
(Конечно: глупости запоминаются легче всего.)
– Девушкам белый верх, чёрный низ! (А юношам чёрный верх, чёрный низ, и из груди что-то белое робко выглядывает.) Неотмиркин, а ты, наконец, постригись! Уже сам как девочка стал! (Добро пожаловать в 21 век, век отсутствия гендерных стереотипов). Дети, скиньтесь всем классом и купите ему бантик. (Ведь скинутся, ведь купят. Вы бы поаккуратнее петросянили, Галина Михална.) А ты, Вихорская, не вздумай прийти с этой железкой в брови! (Это она так веки фиксирует, чтоб на глаза не упали.) Всё, до свидания, дети. Готовьтесь.
Дзыннь! (Ура!)
Хотя для звонка закадровый голос излишен.
Наталья Петровна взъерошила солнцеподобную причёску.
– Ребзики, – сказала она, – вы не думайте. Меня саму обрадовали за пять минут до вас. Давайте устроим летучку: кто что делает. (Я продолжаю закадровый голос. Почему-то вспомнился анекдот: а я, говорит Вовочка, приду в коричневых кальсонах, коричневой шляпе… и дальше по тексту.) Четверо ребят расскажут нам теорию. Вот, отлично, вы вчетвером. Алина, ты за старшую, хорошо? (Э, я же хотела режиссировать! Вот тебе и кальсоны.) Концовка должна быть яркой и символичной. Например, Гамлет, быть или не быть. (Так, делаем ставки, кого она назовёт…) На роль Гамлета, мне кажется, идеально подойдёт Стасик Неотмиркин. (Я сорвала джекпот!) Стасик, ты что-то хотел спросить?
– А тогда можно мне не бриться?
(Ха, как будто иначе бы ты побрился!)
– Можно. Кто будет Пушкиным?
– Шустрикова!
– Га, га, га!
– Тише! Ну зачем так галдеть? Катя, не бей парня! Это вполне достойная роль. И ни у кого больше нет таких кудряшек…
После урока я подошла к Наталье Петровне и сказала:
– Наталья Петровна, да что же это такое?
– А что такое?
Она как раз достала помаду и придала себе более почтенный вид.
– Я ведь хотела постановку… Неотмиркина режиссировать…
Наталья Петровна сделала в зеркальце несколько рожиц, чтобы покрытие на губах легло как надо, спрятала косметичку и посмотрела мне в глаза.
– Алина, – сказала она, – ты вот о чём помни. Весь этот открытый урок – одна большая постановка. Так не должно быть, но виновата система, не мы.
– У меня дедушка так говорит, – ответила я.
– Поэтому, – продолжала Наталья Петровна, – воспринимай свою часть как отдельный акт. Документальный театр. Такой, кстати, уже открылся, полтора года назад.