Записки сахалинского таёжника

Медведица, резко повернула голову туда, куда убежали детки. Сделала ложный выпад на собаку, всем своим видом говоря: «Ты-то куда лезешь, шмакодявка белая? Тресну лапой — и размажешься по елке!» Мурка отскочила в строну, зверь резко опустился на передние лапы. Ух! — Браконьеров накрыла волна воздуха. Адреналин полился из всех щелей. Пока только адреналин, ещё мгновенье — и польётся другое вещество! Медведица побежала вслед за своими детьми. Мурка с ожесточенным лаем бросилась за ней, уже пытаясь укусить, — собака озверела.

— Мурка, Мурка, ко мне!

Косолапая мать двоих детей на ходу делает слабый выпад на собаку, мол, отстань, а то придавлю как вошь. Собака отскочила — она поняла, что придавит. Остановилась, стала на месте кричать на убегающего зверя. Точней будет, — на зверя, который поспешил за свои детьми. Медведица не убегала, а легкой трусцой, лениво, добралась до отрога и скралась за ним. Её детки, — да, улепётывали во весь свой махонький медвежий дух! Мурка сбегала на отрог, минуту погавкала там и вернулась к хозяину.

Браконьеры молча пошли дальше, ноги отказываются передвигаться. Метров через пятьдесят от места встречи, которое могло бы стать роковым, но не стало (Тимоху и на этот раз пронесло!), на тропе был шлагбаум: тропу перекрывала довольно крупная елка. Отличное место для большого перекура! Рюкзаки пристроили на валежине, вылезли из лямок. Мешки поставили на землю. Достали папиросы, спички, а прикурить не могут, — спички ломаются в руках. Вот так-то, перебор адреналина! Закурили.

— Вот это мы попали, или чуть было не попали! Такого у меня ещё не было. Ты, Олег, говорил, что медведей не видел, — пожалуйста, налюбовался вволю, через край!

Брат лицом белый, он ещё полностью не отошёл от встречи. И от какой встречи! — Жизнь висела на тонком волоске. В этом году Олег больше не пойдёт в тайгу. Медвежий психоз. Но психоз этот его не накроет навсегда. Как-никак, двоюродный брат.

— У меня, Тимоха, такое чувство, что, если бы я был с кем-нибудь другим, медведица нас бы придавила, как котят слепых. Она на тебя в упор смотрела — она тебя узнала.

— Ну, в упор, а хотя, ты крупней меня, на полголовы выше. Насчёт узнала — не знаю, но и не отрицаю. Лично я давненько не видел такого здорового медведя. А она меня, естественно, видела и не раз. Может быть, и узнала. Ух! А ты, Муся, молодец, подоспела в самый разгар. Но мне кажется, без тебя было бы спокойней.

— Да, медведица на Мурку ноль внимания, всё внимание на тебя.

— Я знаешь, Олег, больше всего боялся, чтоб Мурка не укусила мамашу, когда она на дыбах стояла. Думаю, сейчас хватанёт, медведица разозлится, и — пишите письма на Анну. Как ты, Олега, убедился воочию, собака — это не защита от медведя, могло бы получиться наоборот. Так, надо чайку сообразить, а то ноги не идут.

— Ты что, на речку полезешь?

— Да, здесь можно спуститься. А ты, Олег, не ссы. Костёр заводи, он тебя успокоит.

— На этой Анне медведей больше, чем рыбы.

— Да брось ты, всего трёх встретили. Я сегодня четверых встретил, да как встретил! Один чуть с тропы не снес. Ох, у меня и денёк сегодня, медвежий!

Брата можно понять: после произошедшего ему страшно одному оставаться в тайге даже на пять минут. Тем более, место встречи в пятидесяти метрах. На собаку он не надеется, он понял, что собака — это не защита. Да к тому же Мурка пойдёт с хозяином на речку.

Парниша быстренько, прямо на тропе, развёл костерок, взял свой офицерский котелок, полез на речку. Не так-то просто воды набрать: здесь путь для скалолазов. Минут десять потратил на это дело, там, где спустился, с котелком воды не подняться, пришлось пройтись немножко выше…

Напились чая, ну, по одной кружке и всё, нет больше чая. Так что не напились, а попили чая. Пришли в себя. Да Тимохе-то что, — он фактически сразу в себя пришёл, как только медведица скрылась за отрогом. Рюкзаки поставили на валежину, влезли в лямки, потянули наверх.

До стана делали ещё два перекура. Последний перекур был после того, как с устья Второго ручья вылезли на плато. Здесь очень круто, но подъём короткий, десяток метров. Дальше вверх ельником слабый тягун, и — на родную террасу.

Икру сразу поставили в ручей. Отдышались. Костерок — снова чай. Олег преступил к работе: сел, точнее, упал на грохотку! Сначала привёл грохотку в рабочие положение. На костре в консервной банке растопил парафина. Не от свечек парафин, большие куски, Олег, наверное, килограмма два притащил парафина. Затем тряпочкой, макая её в парафин, тщательно, с двух сторон обтёр сетку грохотки.

— А это ты для чего делаешь?

— Это все делают перед работой на грохотке. А что, разве твой охотовед-икорщик этого не делал?

— Если бы делал, я бы у тебя не спрашивал!