Читаем Записки санитара морга полностью

Гроб гражданки Аникеевой, чей последний выход в свет начнется в 9.20, ставлю на первый подкат, стоящий наготове в зоне выдачи. Ящик небольшой, легкий. Он обит красным и черным химическим шелком. Так же отделана и крышка с медным распятием сверху. Внутри имеется шелковая обивка, что вместе со встроенной подушкой, набитой опилками, называется «постелью».

Лишь только поставив его на подкат, представляющий из себя невысокую прямоугольную коробку на деликатных бесшумных резиновых колесах, я сразу же делаю нечто такое, что приведет тебя, читатель, в замешательство. А именно – аккуратным быстрым движением руки отрываю нижний край подушки, прибитый стальными скобками к днищу гроба. В большинстве случаев приходится так поступать, ведь опилок в подушке мало, отчего она полупустая. И если голова гражданки Аникеевой ляжет на нее, то непременно порвет своей тяжестью вбитую в гроб подушку. А потому я привычными движениями быстро набиваю подушку скомканными газетами, страницы которых пестрят крикливыми рекламными объявлениями для живых, но сейчас будут полезнее для мертвой Аникеевой. Все, подушка готова. Осталась лишь самая малость – два прозрачных полиэтиленовых пакета. Внутри них ритуальные принадлежности и то, что родственники пожелали отправить с покойницей в последний путь – иконки, венчик с молитвами, церковные свечи. И записка с фамилией. Вынимая из пакета содержимое, кладу его на подкат.

То же самое я делаю и с гробом Зарицына, родня которого примет скорбную эстафету в 9.40. Этот ящик куда скромнее – обит дешевым ситцем и выложен изнутри простой грубой материей. Я ставлю его на подкат, который прячется в кладовой. Ее открытые двери расположены прямо напротив зоны выдачи. Когда станут оплакивать Аникееву и место освободится, надо будет только продвинуть его на три-четыре метра вперед, словно на конвейере.

Манипуляции с гробами заняли у меня буквально меньше минуты. Я выполнял их почти автоматически, не думая над намертво заученной последовательностью действий. К тому же думать было о чем. «Что ж так долго Ситкин меня не вызывает, а? Ведь ему уже должны вовсю звонить. А вдруг пронесет? Вдруг?» – неслись в голове кругами одни и те же мысли, будто заклинание.

Их истеричный галоп прервал Плохотнюк, появившийся из холодильника в раскрытых дверях зоны выдачи. Хотя правильнее будет сказать, что сначала появился подъемник с гражданкой Аникеевой, лежащей на поддоне из нержавеющей стали. А уж следом показался и Боря, толкающий его перед собой. Повинуясь его точным движениям, подъемник заезжает в свободную половину комнаты по единственно верной, четко выверенной траектории, занимая свое место. Спустя полминуты Плохиш привозит на втором подъемнике Зарицына, размещая его впритык к Аникеевой.

Теперь они лежат рядом. Ритуальный комбинат свел этих людей, незнакомых раньше. Смерть представила их, бесцеремонно столкнув отжившие оболочки в тесноте мертвецкой. Аникеева, худая бабулька с копной чуть желтоватых седых волос, с мелкими острыми чертами лица, обтянутыми серой умершей кожей. Она одета в строгое черное шерстяное платье с белыми кружевными манжетами, из которых торчат скрюченные пальцы, изуродованные артритом. На ногах – грубые плотные коричневые колготки, не гармонирующие с ее обликом. Впрочем, они не испортят последней встречи с родней, ведь их не будет видно под ритуальным покрывалом.

Зарицын – крупный мужчина, чуть младше шестидесяти, с массивным телосложением и одутловатым, бледно-розовым лицом. Когда его привезли к нам, оно был лилово-синего цвета. Но маска со специальным раствором сделала свое дело, изменив цвет кожи. Седые волосы с залысинами на лбу и длинная густая щетина с рыжеватым оттенком. На нем темно-серый костюм и белая рубашка – ношеная, хоть и тщательно постиранная. Шею обхватывает тонкий черный галстук с маленьким куцым узлом, из тех, что не повязываются, а крепятся на резинке. Широкие серые ладони с короткими массивными пальцами безжизненно торчат из рукавов пиджака. Белизна манжетов подчеркивает их восковой цвет.

В ногах у обоих лежат полиэтиленовые пакеты. В них носовые платки, расчески, одеколон. И – самое главное. Небольшие одинаковые бумажки, на которых внятными печатными буквами записано, какие именно услуги заказали родственники. У Аникеевой: «деф.», «грим», «рит», «одек вн». Взглянув на записку, Боря поймет, что он должен: устранить посмертные дефекты лица; наложить грим, скрыв мертвенный цвет кожи; обеспечить ритуальное оформление гроба и подушить покойницу именно тем парфюмом, который лежит в пакете. У нас же с гражданином Зарицыным следующие задачи: «деф.», «брит все», «грим», «рит». А это значит: посмертные дефекты, бритье всего лица (нередко бороду и усы просят оставить), гримировка и ритуальное оформление. А вот одеколон для усопшего я могу выбрать сам. Благо за годы работы в отделении накопилась внушительная коллекция ароматов на любой вкус. Одна из полок шкафа, стоящего в зоне выдачи, под завязку забита самыми разными флаконами.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже