Записки санитара морга

Я сломлен, раздавлен и не способен снова тащить эту кошмарную головоломку сквозь проклятое утро. Готов сам лечь в проклятый ящик, нацепив на себя бирку с любой фамилией, только бы выбраться из этого вязкого помутнения, беспричинного и необъяснимого. Хочется зайтись надрывными слезами, но только мелко вибрирую, с трудом сдерживая нездоровый смех. «Я неадекватен», – ухают в голове тяжелые гудящие мысли. «И все это началось когда? Когда забывать фамилии начал. А когда выдачи только начинались – все было нормально. Не успевали слегка, но без катастроф! Что же произошло? Что?!» Услышав шаги Бумажкина, идущего в холодильник, я вздрогнул, дернув ослабшими ногами. Присмотревшись, понял, что старший санитар совершенно спокоен. И даже как будто чем-то доволен. «Тёмыч, бросай эту бабку», – как ни в чем не бывало сказал он. «На выдаче ящик стоит, и клиент на поддоне. Отдай его по-быстренькому. Последний на сегодня». Молча кивнув, я вышел из холодильника, нетвердо ставя непослушные вибрирующие ноги. «Господи, что происходит?» – снова и снова спрашиваю я у Всевышнего, не надеясь на ответ. Стараясь стряхнуть липкое наваждение, захожу в зону выдачи. И там действительно стоит подъемник, на поддоне которого лежит труп. И пустой гроб на подкате. Пугающая фантасмагория пятится назад, потихоньку отступая перед этой обыденной картиной. Медленно глубоко вздохнув, пытаюсь успокоиться. И вдруг…

Замечаю рубашку, надетую на покойника. Красную, в широкую жирную синюю клетку, в шотландском стиле. «У меня такая же есть», – понимаю я, подходя к телу. Протягивая руку и стаскиваю с головы трупа формалиновую маску, закрывающую лицо…

Сипло вскрикиваю, отшатнувшись. Крепко зажмуриваюсь, не найдя в себе сил поверить в увиденное. Заполошно молюсь, путая обрывки молитвы с жалобными ругательствами. Спустя какое-то время, не то секунды, не то минуты, медленно открываю глаза, боясь опустить взгляд на мертвеца. Собрав последние остатки воли, смотрю на него. И замираю…

На поддоне лежит санитар Антонов. Всматриваясь в свое собственное лицо, застывшее в тисках смерти, понимаю, что должен обслужить собственные похороны, выдав себя безутешной родне. Всего-то надо: быстро пройтись бритвой, убрав редкую щетину, уложить в гроб, закрыть глаза, чуть припудрить, скрыв следы трупных пятен. Причесать слабые мертвые волосы несколькими движениями зубастой расчески. Платок в руки, пристроить на подушку пластмассовую гирлянду из крупных алых цветов, обрамив ею голову. И наконец, церковное покрывало, покрытое словами заупокойной молитвы. Всего несколько минут привычной работы, и я буду готов выкатить себя в траурный зал. Потом открою массивные высокие черные двери и, сделав шаг на крыльцо, громко скажу: «Антонов, заказчик». «Кто подойдет ко мне? Кого я увижу?!» – подумал я, задыхаясь от ужаса. Возможно, я смогу подготовить Артёма Антонова к выдаче. Возможно… Но встретиться лицом к лицу с горем любимых близких людей. Это было выше моих сил.

Судорожно прокашлявшись, я хриплым надтреснутым шепотом позвал Бумажкина. Я всегда так делал, если возникали какие-то серьезные проблемы. Сейчас был именно такой случай. Надо мною склонилась самая серьезная, неразрешимая и масштабная проблема в жизни – собственные похороны. «Во-ва!!!» – что было сил выдавил я, побагровев от напряжения. Но ответа не было…

«Постойте… минуточку, минуточку. Допустим, это и впрямь я», – с содроганием вглядывался я в свое мертвое лицо. «Если это я, Антонов… я же… я же совсем молодой… Как же это я попал к нам в отделение, а?! Двадцатилетнего парня точно отправили бы в судебный морг. Без вариантов! Только в судебку, и никак иначе! Значит… все это бред, какой-то дурной сон! Сон? Сон!!! Я сплю, просто сплю!!!» – мысленно вопил я, умоляя эту догадку быть правдой. «Надо себя ущипнуть. И я проснусь. Нет, лучше с размаху башкой об стену, так будет надежней!» – решил я. И уже собрался исполнить задуманное, сделав шаг к стене. Как вдруг услышал хохот и аплодисменты, обрушившиеся на меня сзади. А когда обернулся, передо мною стояли Бумажкин и Плохотнюк, заливающиеся задорным смехом.

«Ну, молодец, красавец! Сознание не потерял, и даже не обосрался», – смеялись они, хлопая меня по плечу. «Силен, братуха!» – уважительно протянул Борян. «С тебя бутылка и закусь», – сказал он Вовке, довольно потирая руки. «Я ж говорил, что сдюжит! А ты не верил! Мы тут немного поспорили…» – глядя на меня, пояснил он с извиняющимся видом.