И еще во многом мы, священники, трудимся рука об руку с уполномоченными, сообразуемся с их устными пожеланиями. Не нравится уполномоченному ряса — мы ее снимем, не нравится крест — спрячем в карман или портфель. Казалось бы, какое ему дело? Одежда, внешний вид священнослужителя уж никак советским законодательством не регулируется! Но в том-то и дело, что уполномоченный мнит себя ответственным абсолютно за все, что происходит в Церкви, такова установка Совета по делам религий. Раз десять требовали от меня в Белгороде и Вологде: "Сними рясу! Что ты нарядился, как чучело?". После очередного вызова в Вологодский облисполком я направил в Совет по делам религий очередную жалобу (ответа на которую тоже, разумеется, не получил):
"В Совет по делам религий при Совете Министров СССР. 17 января с. г. уполномоченный Совета по делам религий по Вологодской области В.П. Николаев по телефону вызвал меня к себе и
Я возразил, что, даже если мы оставим в стороне чрезвычайно важный сакральный аспект одежды и креста священнослужителя, более правильным было бы сравнение духовенства не с асоциальными панками, а с военнослужащими и другими группами людей, которым присвоена определенная форма одежды. Эта одежда выполняет знаковую функцию, указывает на социальную принадлежность человека, на его место в обществе.
В.П. Николаев сказал на это, что никакого сравнения здесь быть не может, так как военнослужащим и подобным им группам людей данная форма одежды присвоена государством, эти люди имеют специальное образование, а священникам она дана неизвестно кем. Он также признал, что не существует какого-либо государственного закона или указа, запрещающего или ограничивающего ношение рясы и креста, однако это, по его мнению, ничего не доказывает: ведь равным образом нет и законодательного запрещения ходить по улицам голым, но никто не усомнится, что появление в общественном месте человека в подобном наряде, безусловно, повлечет за собой наказание. Этот последний довод В.П. Николаев, надо полагать, счел особо убедительным, ибо повторил его в беседе трижды.
Внимательно выслушав уполномоченного и обдумав все приведенные им доводы, я ответил, что вопрос о ношении священнослужителями рясы регулируется канонами Православной Церкви, а не государственным законодательством, поэтому давать какие-либо указания в этой области, благословлять или запрещать ношение рясы и креста может только правящий архиерей. Это его исключительное право подчеркивается, в частности, тем, что после хиротонии епископ преподает рукоположенному им священнослужителю специальное благословение на ношение рясы. До недавнего времени священник давал при посвящении клятву ни при каких обстоятельствах не снимать духовное платье. Эта клятва, насколько мне известно, никакими церковными актами не отменялась. Запрещение носить духовное платье служит для священника одним из самых тяжких и страшных наказаний, оно сопровождает лишение сана. Появление священнослужителя в общественном месте в цивильном платье без рясы постыдно унижает его, низводит в один ряд со всякого рода протестантами, свидетельствует, что он стыдится своего сана и креста.
Так как в круг обязанностей уполномоченного входит соблюдение действующего в стране государственного законодательства о религии и церкви, а внутренними делами церкви, регулированием ее канонов уполномоченный принципиально не занимается, то в данном случае нужно признать, что В.П. Николаев превысил свои полномочия, его требование не появляться в общественных местах в рясе не является законным. Поэтому я отказываюсь выполнить этот устный приказ и обжалую его.
В ответ на это заявление В.П. Николаев предупредил меня, что в таком случае ко мне будут применены более строгие меры воздействия, что уполномоченный, несомненно, найдет способ заставить меня беспрекословно подчиняться его распоряжениям.
На этом беседа закончилась. Тон ее был с обеих сторон ровным и спокойным.