Огромный церковный двор-кладбище в Кадникове был неимоверно захламлен, мусор не вывозили лет 50, вал вдоль всего забора достигал двух метров. Целыми днями возил тележку к оврагу, но горы почти не уменьшались. В середине июля я попросил прихожан помочь мне убрать к Ильину дню хоть одну сторону, где центральные ворота. Работали несколько дней, работали и накануне праздника. Иду в храм приготовить книги и облачения к Всенощной. Во дворе разгребают вилами и лопатами кучи ржавой проволоки от венков, банки, бутылки, спинки от металлических кроватей: из них ограды могильные делали. Человек сорок работают дружно, непременно эту часть сегодня уберут. На центральной дорожке стоит какой-то плюгавый мужичонка и что-то бормочет, время от времени перемежая бормотание отборным матом, ни к кому конкретно не обращаясь. Я велел ему убираться
вон со двора и пошел дальше. На пороге меня догнала страшно взволнованная староста: "Батюшка, это Анатолий, юродивый из Вологды, с ним так говорить нельзя, он прозорливый, его все батюшки почитают". Я пообещал тоже почитать его, когда он будет трезвый и не будет церковный двор матом поганить. Через час иду обратно, мужик стоит все там же, в кармане бутылка, в руке стакан, в другой луковица, работающих осталось человек семь, остальные разбежались. Толик-прозорливец каждой второй пообещал: если не будет бутылки, если не будет твердой колбасы, если не будет кругленькой денежки, тебе, падла, нож в спину и тебе, сука, нож в спину. "Это он их всех обличил за похоть и пьянство, поэтому твердая колбаса и круглая денежка, — охотно пояснила не отстающая от меня ни на шаг староста. — Видишь, батюшка, прозорливый". Я взял Толика одной рукой за шиворот, другой — за штаны и почти бегом повел со двора. Он уронил стакан и луковицу, мычал, матерился, обещал укусить меня, и я-де тут же помру, в воротах он ухватился руками за прутья, упал и мне пришлось отпустить его. Наш алтарник, тоже Анатолий, уложил его в своем доме спать, а прозорливец вытащил из мешка еще одну бутылку и надрался уже до скотского состояния.
Перед Всенощной я опять велел ему убираться с прихода, он, сидя на лавочке, заплетающимся языком, но очень обстоятельно объяснил мне, где он меня видал, куда мне нужно идти, и что он сделает со всеми попами — брюхатыми дармоедами. Вот-вот нужно начинать Всенощную, но я все же не поленился пойти в Кадников (в оба конца шесть километров), позвонил в Сокол, Толик получил 10 суток, а за мной среди моих собратьев утвердилась слава безбожника. Строже всех осудил меня о. Ярослав Гнып, с которым мы были близкими приятелями. Он терпел от Толика все — и похабщину, и мат, и облака злосмрадного дыма, и захарканные полы и стены. Сегодня я встречаю имя о. Ярослава под документами национал-ортодоксов вроде о. А. Шаргунова и о. В. Свешникова. Зато сам Толик проникся ко мне глубочайшим уважением, и всякий раз, если я появлялся возле Вологодского кафедрального Собора, строго предупреждал всех, кто сидел на паперти, всех сирых и убогих алкашей, что порвет рот каждому, кто посмеет материться при кадниковском попе.
Архиепископ Михаил тоже птенец гнезда никодимова, только зеркальная противоположность Хризостому. За Хризо-
стомом прочно утвердилась слава прокатолика, Михаил никогда не скрывал свои глубокие симпатии к протестантизму. В начале 1988 года он дал областной молодежной газете интервью, в котором рассуждение о Церкви граничит с еретическим.
Мне кажется, лучшая характеристика архиепископа Михаила — его переписка с одним православным священником из Голландии. Кстати, его письма неплохо иллюстрируют совершенно бесправное положение священника Московской Патриархии перед "Владыкой": "Что хочу, то и ворочу". Управу на него даже искать бесполезно. Разговаривать с самодурами из Совета по делам религий было куда легче: они хоть заботились о какой-то видимости законности своих слов и действий. Уполномоченного почти всегда можно было заставить раскрыть сборник законодательства о религиозных организациях, заставить архиепископа Михаила хотя бы взять в руки тот камень, на котором единственно утверждаются все деяния, все указы епископа, - КНИГУ ПРАВИЛ СВЯТЫХ АПОСТОЛ, СВЯТЫХ СОБОРОВ ВСЕЛЕНСКИХ И ПОМЕСТНЫХ, И СВЯТЫХ ОТЕЦ — мне не удалось ни разу. Вот эти письма. Цитирую по копиям, которые я получил тогда же от о. Теодора.
"Ваше Высокопреосвященство, дорогой Владыко!
Пишет Вам бывший Ваш студент, ныне священник Русской Православной Церкви в Нидерландах, который с большим интересом слушал Ваши доклады в 1976—1977 гг., когда учился на 3-м курсе ЛДА.