Записки сенатора

Моя деятельность по заведованию финляндскими делами — Отношения к князю Меншикову — Я делаюсь властью — Возрастающее влияние Чернышева — Его антагонизм с Меншиковым — Назначение Перовского оренбургским генерал-губернатором — Увольнение министра внутренних дел и финляндского генерал-губернатора Закревского — Назначение князя Меншикова финляндским генерал-губернатором — Характеристика его — Перемена в государе — Интриги приближенных к нему лиц — Новые министры — Воронцов — Посылка меня в Николаев — Неудачные смотры — Отставка Муравьева — Мое знакомство с Клейнмихелем — Моя служба у графа Орлова — Князь Друцкой-Любецкий — Падение ассигнаций — Комитеты — Анекдоты о Паскевиче

Вступив в заведование финляндскими делами, производившимися в Петербурге, я ограничивался сначала принятием приказаний князя Меншикова и их исполнением, но при этом я, как и прежде бывало, позволял себе с ним спорить; в морских делах предметы моего сопротивления были ничтожны; в финляндских же, где дела были посерьезнее, я не только оспаривал, но и не соглашался, до тех пор отлагая исполнение, доколе не истощал всех способов убеждения. Очень часто, даже по большей части, я одерживал верх. Князь был так умен и так благороден, что вовсе не сердился за то, что я доказывал ему неправильность его взгляда; напротив, после каждой моей победы он усугублял свое ко мне доверие и расширял круг моего полномочия.

Не прошло года, как я переменил весь порядок течения дел: я не докладывал ему вступающих бумаг; распечатывал их, собирал сведения, приготовлял исполнение и, когда все было готово, докладывал, какая поступила бумага, какие я требовал сведения, к какому пришел заключению и в каком содержании приготовил бумаги для его подписания. Князь выслушивал проекты, делал в редакции изменения или подписывал их тотчас. Таким образом я вошел в непосредственное сношение с местными властями.

Сперва сношения мои ограничивались запросами или требованиями от имени его светлости; потом я вошел в партикулярную переписку с губернаторами, сенаторами, епископами и архиепископами. Вообще круг действия петербургской канцелярии изменился. До меня управлял ею Бахтин; предметы канцелярии были: секретная переписка и переделка редакции. При мне, когда собираемые мною сведения наводили меня на мысли об улучшении или поддержании какой-либо части, канцелярия принимала инициативу. Несколько распоряжений по мыслям, родившимся в Петербурге, хотя князь тщательно скрывал их место рождения, побудили многих лиц приехать для объяснения со мной, и даже если они являлись для объяснений с князем, — прежде стараться уговорить меня. Скромное мое жилище в доме начальника морского штаба наполнялось посетителями, статскими — большею частью по делам общественным, военными русских войск — почти исключительно по делам наградным. Почтовая переписка на французском и немецком языках расплодилась ужасно. Статс-секретарь финляндский присылал ко мне беспрестанно своих первых секретарей; все, что нужно было выпросить у князя, выпрашивалось прежде у меня: я сделался властью.

К такому положению моему содействовало и то, что кредит князя начал с 1835 года понижаться, что его весьма беспокоило. С 1835 года начало возрастать влияние графа Чернышева. Приготовляя пером Позена новые проекты военного управления или войсковых заготовлений, — вернее, подписывая проекты Позена, — Чернышев — вернее, Позен — умел очень ловко выманивать у государя солидарность его в этих вымыслах, и как государь любил единство и даже только однообразие, имевшее вид единства, то все, что он утверждал по военному ведомству, приказывал распространять и на морское. Таким образом Меншиков из самостоятельного начальника морских сил становился копиистом Чернышева. Этого одного было достаточно, чтобы взволновать его самолюбие, но, кроме того, под этою копировкою скрывались величайшие затруднения. Если на морское ведомство распространялось что-нибудь хорошее, заслуга оставалась за Чернышевым; если дурное — флот роптал на Меншикова; а Меншиков, отстаивая флот, терял расположение царя; так кредит его обрушивался с двух концов. Но что еще хуже — Чернышев лгал государю с изумительною наглостью, а князь этого не умел.