Записки сержанта

Федор рубил на ножницах пластины на печь на футеровку. Пластин было много, несколько тысяч. Шли они на крепление кирпича в печи. Работа простая, каких-то навыков, знаний не требовалось. За ножами стоял упор, все пластины одного размера.

За два дня работы на ножницах Федор настолько освоился, что выполнял работу механически, все движения отточил.

– Обед уже. Пошли, – стоял за спиной Чесноков, торопил.

Ножницы долго не могли успокоиться, недовольно урчали. Мужики уже забивали «козла».

У столовой Борис опять ругался:

– Ты молодой. Они за тобой бегают. У тебя кровь с молоком.

– Я видел тебя тут с одной…

– Молчи, сопляк!

– Да, – глубокомысленно протянул Чесноков. – Если его не дразнить, послушаешь, – нормальный человек. А если его приодеть, он даст фору обидчикам. С другой стороны приятно, что такой вот есть… который хуже тебя. Ты уже не последний человек. Бытие определяет сознание. Заходи, Федор, как-нибудь, потолкуем. Придешь? Приходи.

Александр не отстал, пока Федор не пообещал зайти. В столовой опять была очередь.

– Спешить, Федор, некуда. Не война.

Федор с Александром обедали, – появилось уже заводоуправление, их настало время. Красивые кофточки, капрон контрастировали с грязной спецодеждой рабочих в зале.

После обеда Федор опять рубил футеровочные пластины, думал про сон

– О чем задумался? – спросил Трошин. – Думай не думай, сто рублей – не деньги!

Тимофеев с Новиковым собирали защитный кожух на двигатель. Тимофеев все никак не мог приставить лист к уголку, – лист соскальзывал. Новиков с откинутым щитком стоял рядом ждал, когда слесарь установит лист, чтобы его приварить. Но у Тимофеева ничего не получалось. Тогда Новиков смачно сплюнув, легко поставил лист на уголок, приварил. Довольный Тимофеев отошел в сторону:

– Готова собачья будка. Теперь собаку надо.

Кожух, действительно, походил на собачий дом.

– Надо Генку туда посадить, чтобы не лаял.

Генка, токарь, всегда с кем-нибудь ругался на разнарядке, был недоволен.

7

На столе на кухне лежала записка: «Мы ушли к Симоновым, ешь, что найдешь». От записки сильно пахло духами. На плите еще все было горячее. Федор быстро поел и пошел к Чеснокову, только бы Александр оказался дома.

Мелодично, ванькой-встанькой прозвенел звонок. Александр открыл. Из дальней комнаты вышла девочка лет семи и брат, не намного младше сестры.

– Проходи, проходи. Хорошо, что зашел. А то Катя, жена, замучила меня, – перешел Александр на шепот, – сделай ей то, сделай другое. – Тише вы! – уже кричал Александр на детей.

– Саша, кто там?

Из кухни вышла розовощекая женщина и сразу обратно ушла.

– Давай, давай, – махал Александр рукой, мол проходи.

Дети притихли. Вдруг девочка, вскрикнув, погналась за братом в комнату, писк, визг, не без этого.

– Зоя, будешь баловаться, поставлю в угол! – раздалось с кухни.

И стало тихо      .

– Зоя, старшая у меня, как взрослая. Как-то спрашивает меня, зачем люди живут. Я опешил. Сейчас, подожди… – интригующе повел себя Александр, ушел на кухню.

– Ты же хотел оставить на праздник! – сердилась Катя. – Ты и так уже выпивши.

– Ладно, ладно… Тихо.

Александр вернулся в комнату с бутылкой водки.

– Подход нужен. Катенька, капусточки нам положь. Хорошая закуска.

Федор не хотел пить. Но выпил уже три стопки; был навеселе.

– Капусточку, капусточку бери, – подсказывал Александр. – По делам воздается. Коллектив не обманешь. К примеру, взять Борисова. Фрезеровщика. Знаешь. Пожилой такой, с брюшком мужчина. Работает так себе – такое к нему и отношение. Гусев, тоже фрезеровщик, молодой, а уже Владимир Николаевич. Предцехком.

В комнату прошла Катерина. Она долго стояла, вглядывалась в мужа.

– Есть же счастливые жены, у которых мужья не пьют, – наконец заговорила она. – Опять болтаешь. Вы его не слушайте. Он пьяный может часами болтать, не остановить. С дочерью некогда позаниматься, а для пьянки время есть.

– Обязательно позанимаюсь, не говори больше так! – стал Александр серьезным. – Не мешай. У нас мужской разговор.

– Знаю я твои мужские разговоры. Один мат. Детей бы постеснялся. Отец называется. Твой друг не ругается.

– Катя, я тебя как человека прошу: уйди. Не играй на моих нервах, пожалуйста. Отлично знаешь, что они не восстанавливаются.

– Меньше пить надо, и нервы будут в порядке.

Катерина ушла на кухню.

– Вот ты, молчун, – Александр поддел ложкой капусту и, роняя ее по столу, все же донес до рта. – К чему стремишься? Есть у тебя свое дело, цель в жизни? Нет такого человека, который ничего бы не хотел. Я как-то подсчитал на досуге: по статистике каждые три секунды у нас в стране с конвейера сходит автомобиль, можно было давно всех обеспечить машинами. Зоя, – обратился Александр к дочери, тихо сидевшей на стуле.

Зоя словно не слышала.

– Сколько время! – закричал Александр. – Что-то меня ко сну потянуло, – прибавил Александр тихо, словно и не повышал только что голоса. – Хочешь, сыграем в шашки, в шахматы?

– Нет, – отказался Федор.

Все уже было выпито. Из кухни опять вышла Катерина, она словно ждала, когда супруг угомониться и дождалась: