Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

– Откуда они взялись? Ведь мы только что проехали по этой дороге?

– Ох, да если бы не туман, турки нас увидели бы и забрали в плен! Идут прямо на станцию, сюда не сворачивают.

В это время впереди нас слышно кто-то кричит опять:

– Стой! Стой! Назад! Стрелять буду!

Потом в избе говорили, что кое-кто из обозных, стоящих поблизости к выезду из Владикарса, потихоньку удирали в Карс. Кто-то заметил бегство и хотел остановить, но те только прибавляли ходу. Однако немногие бросили и удрали! Большинство остались на месте и приготовились к защите, в том числе и мои санитары. Все они были взяты на учет и посланы на околицу.

После того как ушли мои санитары, наступила тишина. Точно все утонуло в этой морозной мгле. Только лошади переступали с ноги на ногу, стуча металлическими частями, да изредка вынырнет серая фигура солдата и так же быстро и незаметно пропадет…

Я опять стала замерзать. Сон стал меня одолевать… Я втянула голову в воротник, одеяло натянула до самой груди и как могла укрылась. Но холод всюду забирался… Мне не хотелось ни двигаться, ни думать ни о чем. Мне хотелось только спать…

– Барыня, идите в помещение, вы здесь замерзнете! – говорит Гайдамакин, стаскивая с меня одеяло и тормоша…

– Но мне хорошо здесь! Оставь меня, я спать хочу!..

Он насильно стащил меня с двуколки. Когда я стала на снег, то не могла сделать ни шагу: ноги, как деревянные, не слушались меня. Нужно было большое усилие, чтобы двигаться. А когда я пришла в комнату, в которой топилась железная, докрасна раскаленная печь, то пальцы на руках и ногах страшно разболелись…

Изба была полна народа! Большинство толпились около печки, протягивая к огню красные, распухшие руки. Вдоль стен стояли лавки, как и в русских деревнях. На них тесно сидели женщины и мужчины. Некоторые положили головы на узлы и дремали. На полу сложены груды чемоданов, узлов и корзинок всех размеров. В углу, на непокрытом столе, кипел ведерный самовар; на столе стояли мутные захватанные стаканы и чашки с обломанными ручками. Огромный чайник все время переходил из рук в руки. Все наливали себе жидкий чай, пили и согревали о чашки и стаканы руки… За столом сидели только женщины. Тут же была и раскрасневшаяся мадам Штровман. Мужчины подходили к столу, наливали чай и отходили, уступая очередь другому. Из крана капала вода и струйкой стекала под сахар, рассыпанный по столу. На это никто не обращал внимания… Над столом горела висячая лампа с жестяным абажуром. В другом углу, около русской печи, сидели бабы в широких пестрых ситцевых юбках. На головах у них были шали. У одной на руках спал ребенок. Это были, по-видимому, хозяйки дома. Мужиков в избе не было.

Дверь поминутно открывалась, и входили все новые люди с посиневшими от холода щеками и носами. В комнате стоял гул многочисленных голосов. Все рассказывали, и каждый по-своему, как он увидал первого турка…

– Если бы не я – никто бы и не заметил, что турки перед самым носом идут! – говорит какой-то нарядный чиновник.

– Ну что вы! Откуда вы могли их видеть, когда в десяти шагах ничего не видно.

– Кто-то из обозных солдат обратил внимание на черную полосу, которая двигалась в тумане. Прибежал и сказал! Мы пошли на дорогу, смотрим, едут наши двуколки, но сейчас же за ними увидали двигающуюся колонну турок. Они пересекли шоссе и прямо шли к станции железной дороги, – говорит старик-прапорщик, которому оттирали уши снегом, когда он вошел в избу…

Как-то совершенно незаметно изба стала пустеть. За столом и на лавках освободились места. Теперь и я села. Мадам Штровман с кем-то уехала. Пришли и мои санитары.

– Согрелись, барыня, так поедем… – говорит санитар.

– Я-то согрелась! А вот вы погрейтесь, тогда и поедем. – Как-то не хочется выходить на мороз из теплой избы! Сразу опять охватит все тело ледяной холод…

Выходим. Улица совершенно пуста. Ни одной подводы не видно, кроме наших семи двуколок, ни людей. Как могли так скоро все выбраться из такой запутанной массы повозок, лошадей? Я думала, что мы здесь простоим до утра!..

– Ну, теперь недалеко; скоро будем в Карсе, – говорит мой возница.

– Сколько верст отсюда до Карса?

– Да верст, поди, двенадцать будет!

– А сколько времени мы будем ехать?

– Да часа два!

– За это время я успею замерзнуть!

– Не дадим! Раз турки в плен не взяли, так замерзнуть не дадим. А ведь на волоске висели от турецкого плена! – говорит санитар.

– Многих бы перебили, а вас бы увезли непременно в Турцию. И как это мы их не видели?

– Да и они нас тоже не видели, – сказал Гайдамакин, сидевший позади меня. – Бог напустил туману с морозом и нас закрыл.

– А что сказал бы старший врач, когда узнал бы, что мы попали в плен и барыню не уберегли! Вот была бы беда! – как бы вслух думая, говорил санитар.

– Главное – лошади, двуколки и весь «неприкосновенный» запас! Все досталось бы туркам!

Я слушаю спокойно об опасности, которая уже миновала и осталась далеко позади. А солдаты мои продолжали разговаривать:

– Они теперь заняли нашу железную дорогу, и ни один поезд не пройдет в Сарыкамыш!

– Да, отрезали Сарыкамыш от тыла, чтобы не было помощи нашим войскам…