Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

– Из Карса! – они смотрели на нас, точно на выходцев с того света.

– Слышь! Вот они только что из Карса! – закричали казаки. И все побросали жарить мясо и стали кричать, поворачиваясь в разные стороны: – Слышь! Вот приехали из Карса!..

Моментально вокруг нас образовалось кольцо. Все побросали свои костры и жареное мясо, бежали к нам и густо и тесно обступили нас.

Они все сразу спрашивали нас:

– Ну, как там? Сколько там турок? Где турки? Значит, дорога открыта?! Продовольствие скоро подвезут?

– Слышь! Станичники, не ешьте мясо, подождите соли! Скоро соль привезут, – острил кто-то в толпе.

– Да что ж это за поезд! Сено прислали! О лошадях позаботились, а казакам есть нечего, – говорят казаки.

– А мы тут разделали турку! Видели, сколько их лежит! – протягивая руку к горе, говорит казак.

– А вы работать приехали в госпиталь, сестра? – засыпали меня вопросами казаки.

– Да! Но я хочу узнать сначала, где мой муж?

– На что вам ваш муж! Вот выбирайте любова! – казак показал на стоящих вокруг меня казаков. – Сейчас под венец пойдем!

Все смеялись, показывая белые, крепкие зубы. К нам подошел какой-то казачий офицер. Все расступились, показывая на меня:

– Вот! Только что приехали из Карса!

Офицер был немолодой, стройный, с перетянутой узким кавказским ремешком талией, с папахой, заломленной немного назад.

– Эй! Откуда это сестра здесь взялась?! – улыбаясь и сверкая черными глазами, спросил полковник (у него на плечах были полковничьи погоны).

– Приехала из Карса! Иду к мужу, – невольно сама улыбаясь этим мужественным воинам, сказала я.

– Где ваш муж?

– Не знаю, должен быть где-то здесь!

– Какого полка?

– Да он не офицер.

– Кто же он у вас?

– Доктор!

Сразу все стали серьезными.

– Ну, идите скорее; не станем задерживать вас. Да я лучше сам провожу вас.

– Спасибо, у меня есть свой телохранитель.

– Ну где ему, он так нагружен, что не сможет отбить атаку.

Мы пошли вместе. По дороге полковник рассказывал, как они «разделали» турка. Он вывел нас с дамбы на главную улицу, пожелал благополучного пути, и мы расстались. Эти пожелания «благополучного пути» были очень кстати. Вся улица была запружена подводами, ехавшими в обе стороны, всадниками, вьючными лошадьми и массой пеших солдат и казаков, шедших во все стороны. Никто не соблюдал правил уличной езды, каждый ехал как и куда хотел. Ругательства летели со всех сторон, самые отборные, «изысканные» по отношению друг друга. Какой-то офицер старался хоть как-нибудь навести порядок и принимал оживленное участие в этой отборной словесной перестрелке. Нас скоро прижали к самому забору, где когда-то были лавочки, бойко торговавшие всякой мелочью. Теперь от них не осталось даже и следа. Около нас стоял солдат, гнавший трех осликов, навьюченных мешками. Этих осликов почти не было видно под их грузом. И осликов, и гнавшего их солдата так прижали к забору, что они не могли двинуться ни назад, ни вперед. Тонкие ножки их ушли в снег до самого брюха…

– Разгружать придется! – сокрушенно говорит солдат. – Так не выберутся! Совсем утонули в снегу! Земляки! Помогите поднять ишаков, – обратился он к шедшим мимо солдатам. Но те только смеются и сами едва вытаскивают ноги из снега, стараясь пробраться дальше. А снег, как песок сыпучий, размолотый обозами до самого грунта, был серо-красный. В нем застревали колеса, вязли лошадиные ноги, да и люди с трудом могли двигаться.

– Барыня, идемте «посередке»! А то мы до ночи тут простоим! Вон господин прапорщик стоит «посередке» и распоряжается, – сказал Гайдамакин.

Мы шагнули в этот сыпучий серо-красный снег, и сразу ноги ушли до колена. Я сделала несколько шагов, с трудом вытаскивая то одну, то другую ногу.

– Нет, не могу идти дальше! Идем назад, к забору.

Но место, откуда мы только что отошли, было уже занято подводами, и мы очутились среди колес и лошадиных ног. Над моей головой я почувствовала лошадиную морду. Она тяжело дышала, обдавая меня теплым паром. Я чувствовала, что еще шаг, и лошадь меня сомнет, а обозные колеса проедут по мне и погребут в глубоком снегу!

– Ей! Слышь земляк! Попридержи трошки лошадей! Видишь, сестра милосердная завязла в снегу! – закричал Гайдамакин, держась рукой за дышло…

Мы теперь не могли никуда податься и стояли беспомощно под лошадиными мордами, почти прижатые ими к задку большого обозного фургона. Справа стал двигаться ряд двуколок. Слева торчало дышло!..

– Эх! Ну и народ! Вот бы нашего барина сюда! Враз бы все нашли свою дорогу! А это что?! Разве это люди с понятиями?! – подбодряюще говорит Гайдамакин.

Как трудно стоять в этом сыпучем снегу, когда ноги глубоко вошли в него! А тут еще эти лошадиные морды дышат со всех сторон на меня!

– Стой, дьявол! Куды лезешь! Видишь, сестра не может никуда податься! – кричит Гайдамакин.

– Левая сторона, трогайся! – кричит офицер. Но в это время один из возчиков, у которого в большом обозном фургоне были запряжены в дышло две лошади, повернул почти поперек своей линии, остановив все движение!