— Воспользуйтесь своим штурманским автоматизмом, и все будет прекрасно. Вся хитрость в том, чтобы быстро переключать установку с приема на передачу. Учитесь исправлять дефекты, которые могут возникнуть в полете от вибрации.
Раз доверившись своему учителю, я следовала его советам. И действительно, его метод оказался очень хорошим.
…Сижу со своей станцией в подвале. Артеменко — на третьем этаже. Он передает, я принимаю. Так же, как за столом, Артеменко ускоряет темп передачи, я стараюсь не отставать и ничего не пропускать. Он заставляет меня быстро переключаться с приема на передачу. Переключаюсь. Обмениваемся радиограммами, разговариваем по телефону. Малейшее замедление, — и половина радиограммы потеряна безвозвратно. Что, если так будет в полете? Не годится! Тренироваться еще и еще.
Артеменко не давал спуску своей ученице, и я ему была очень благодарна. При малейшей ошибке он требовал:
— Повторите.
Он нарочно всячески усложнял работу радиста. Начнет вдруг гонять с волны на волну и делает это упорно и настойчиво, пока не убедится, что ученица действительно приучилась быстро настраиваться. Теперь занятия стали продолжительней. Ежедневно без перерыва работали по четыре часа. Через несколько дней Артеменко как-то спустился с третьего этажа в подвал и встал за моей спиной. Передачу сверху продолжал в это время другой радист. Артеменко внимательно наблюдал за моей работой.
После того как он увидел, что я уже довольно точно записываю радиограммы, быстро отвечаю, правильно переключаюсь с одной волны на другую и усвоила радиосигналы, он сказал мне:
— Ну, что же, Раскова, можете лететь, справитесь. Я вижу, вам так понравилась работа радиста, что вы, наверное, больше не захотите быть штурманом!
Я собралась ехать в Севастополь. Сдала тщательно упакованную радиостанцию в багаж, а с собой в вагон взяла несколько ящиков с приборами.
Вера Ломако уже ожидала меня в Севастополе. Полина еще была на заводе. Каждый день мы с Верой приезжали на морской аэродром. Она училась летать на морской машине. Потом на катере возвращались в город, в гостиницу. Вечера проходили за занятиями. Вера продолжала изучать материальную часть, я садилась за карты. Ложилась спать пораньше, чтобы утром отправиться на аэродром.
Полина задерживалась. Это начинало нас беспокоить. Неужели что-нибудь серьезное случилось с машиной на заводе?
Однажды вечером в выходной день мы с Верой гуляли по севастопольским улицам. Было уже не очень холодно, и мы шли в летних кожанках. Вдруг видим: навстречу идет человек в тяжелом кожаном пальто на меху, в руках — рыба. Мы удивились, что он так тепло одет, и даже пожалели его. Смотрим, да ведь это наша Полина. Она широко улыбается, помахивая своей рыбой.
— Откуда такая огромная рыбища, Полина, зачем она тебе?
— В Азовском море поймала, — хвасталась Полина. — Привезла сестре… Пусть изжарит.
Наутро мы отправились на свой гидроаэродром. Казалось бы, что еще нужно? Машина снаряжена, люди на ней летали — садись и лети по своему маршруту. Но не тут-то было. Морская гидроавиация имеет свои законы. Сухопутному летчику не так-то легко сразу сесть и полететь на гидросамолете. Даже отрыв от воды ничего общего не имеет с отрывом от земли. Здесь много своих, неизвестных сухопутному летчику хлопот и много дел, которых не знает летчик, взлетающий с земли.
От штурмана требовалось умение буксировать самолет за катером, умение «ловиться на кошку», травить конец, подходить к спуску, знать морские сигналы для переговоров флагами с центральным пунктом управления. Вещи, как будто, несложные. Но для того, чтобы научиться все это делать и делать так, как требовал наш строгий командир Полина, нужна была большая тренировка. Я старалась изо всех сил. Наконец, обычно скупая на похвалы, Полина сказала:
— Да ты у нас, Маринка, теперь настоящий моряк!
Полина вылетела в самостоятельный полет. Потом то же самое сделала Вера Ломако. Я летала с каждой из них по очереди. Полина летала очень хорошо. Машина под ее управлением свободно и плавно отрывалась от воды и так же мягко и неслышно садилась на воду. Собиравшиеся на берегу командиры хвалили взлеты и посадки Полины. А для летчика правильно взлететь и правильно посадить машину — это больше половины дела. Командиры говорили про Полину:
— Ну, она совсем «оморячилась». Может летать над морем.
Единственно, чего Полина не умела, это — плавать. Она тщательно скрывала от нас этот невинный недостаток, очевидно, опасаясь насмешек. Правда, трунили мы друг над дружкой весьма безобидно и трогательно. Особенно изощрялись в карикатурах. На досуге рисовали себя самих в морских «клешах», за разными морскими занятиями. Жили мы втроем в гостинице, в одной комнате. Поставили в ряд три кровати и перед тем, как заснуть после трудового дня, долго оглашали стены гостиницы своим смехом. Смеялись много и по каждому поводу.