Записки штурмана

Валины слова меня взволновали. Что за сюрприз? На следующий день Валя пришла ко мне и рассказала, что была у товарища Сталина, что он заинтересовался нашим перелетом, лететь на Дальний Восток разрешает и даже через северную оконечность Байкала, потому что это сокращает маршрут. Товарищ Сталин спросил, обеспечено ли в навигационном смысле озеро Байкал. Когда ему сказали, что там ничего нет, он потребовал, чтобы на северной оконечности Байкала был установлен радиомаяк и чтобы этот радиомаяк находился там до тех пор, пока мы не пролетим. Все остальное в наших планах он считал правильным и дал указание готовить нам машину. После этого все взялись горячо за дело, началась настоящая подготовка перелета.

Каждое утро мы приезжали на аэродром. Машина уже стояла здесь, только без штурманской кабины, — ее переделывали. В самолете были оборудованы пока только две кабины — первого и второго пилота. Валя предъявляла свои требования конструкторам и инженерам. Пока шли переделки, мы тренировались. На такой же машине, как наша, мы совершали тренировочные слепые полеты. Летали втроем.

Я занялась своими штурманскими делами. Заказала карты, попросила склеить их полосами, наклеить на марлю, чтобы они не рвались в полете. Наводила справки о попутных аэродромах, доставала кроки[3]. Собирала сведения о профиле маршрута.

В институте имени Штернберга было заказано астрономическое предвычисление. Для девяти точек по нашему маршруту институт заранее рассчитал высоту солнца на целый месяц на каждые двадцать минут.

Но важнее всего было — обеспечить самолет надежной радиосвязью. Обязанности радиста возлагались на штурмана.

Я начала заниматься связью. В полет предназначалась радиостанция новой конструкции, прекрасная всеволновая станция. Прежде всего мне предложили изучить международный переговорный код. В полете штурману предстояло работать без помощи и замены непрерывно двадцать восемь часов. Значит, очень важно научиться принимать и передавать как можно быстрей и натренироваться работать на новой станции так, чтобы никакое утомление не сказалось на качестве и на темпах радиосвязи.

Мне дали в помощь инструктора — связиста Алешина. Это был строгий и очень требовательный инструктор. Он добивался безупречной точности. Даже тогда, когда я уже наловчилась достаточно быстро работать ключом, он говорил:

— Скоро-то скоро, но недостаточно чисто…

В КРЕМЛЕВСКОЙ БОЛЬНИЦЕ

Шестнадцатого июля с приступом аппендицита меня увезли в Кремлевскую больницу. Валя и Полина мрачно глядели, как выбывает из строя их штурман.

— Что же теперь делать, — сокрушалась Валя. — Что это за подготовка без штурмана?

— Валя, — ответила я, — мне нужно, чтобы кабина была готова, а мою подготовку — в больнице наладим, вот увидишь. Вы будете без меня по кругу летать, а выйду из больницы, полетаем вместе — на маршруты.

Валя грустно улыбнулась.

Не успела я попасть в больницу, как стала осведомляться: будут ли допускать ко мне людей? Оказалось, что к больным разрешают приходить только трем посетителям по два раза в пятидневку. Как же быть? «Ну, — думаю, — придется ломать больничные порядки, не такая уж я тяжело больная».

Я заявила врачам, что умру, если ко мне не будут пускать людей. Я буду волноваться, и это мне повредит. Врачи с большим трудом согласились. Началось хождение, весьма необычное для больничной палаты. Приходил начальник связи штаба перелета. Мы согласовывали коды, переговорные таблицы, выбирали программу радиопередач для станций, по которым я должна была ориентироваться во время перелета. Через пару дней начальник связи заявил, что можно уже начинать радиотренировку.

В приемный день явился Алешин. Он волочил за собой аккумулятор, зуммер[4] и приемник. Замаскировал все это в палате под письменным столом. Вытащил антенну, натянул ее вдоль окна, установил аккумулятор, соединил, — и аппаратура была готова. Инструктор поставил зуммер так, чтобы я могла работать лежа.

С тех пор он приходил регулярно, ровно в 13 часов, и мы по два часа занимались.

— Как только вы легли в постель, стали чище передавать, — шутил Алешин.

Какая бы ни была у меня температура, я работала на приеме и передаче. Лежу со льдом на животе, а рукой стучу: точка, тире, точка… Врачи приходили в ужас:

— Опять занятия!

— Да, но если отложат полет, — сейчас же вскочит температура, — грозила я, и врачи оставляли меня в покое.

Приходили из штаба по поводу карт. В палате развертывались длинные рулоны, специалисты держали со штурманом совет об исправлении карт. Иной раз больную «проведывали» по восемь человек сразу. Окончательно выведенные из терпения врачи начали решительно протестовать. Но я говорила:

— Нельзя срывать правительственное задание. Перелет состоится, и я буду штурманом перелета.

Приходили инженеры по оборудованию — советоваться, как расположить в кабине приборы. Я узнала, что сиденье в кабине устроено слишком далеко от носа корабля. Просила переставить его вперед. Инженер говорил:

— Придете — попробуете.

— Нужно поставить ближе, — настаивала я.